Пенсне для слепой курицы | Страница: 23

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

«Господи, как же мне это надоело! — с тоской подумала я. — Вся моя жизнь пошла наперекосяк. Стоит только вспомнить планы, которые я строила еще пару недель назад, как слезы наворачиваются на глаза. Я собиралась пойти на курсы английского и хотела получить права — у Матвея был новенький „Опель“, который сиротливо стоял теперь в гараже. Я собиралась съездить по турпутевке в Африку и обновить гардероб. И что же? Все пошло прахом…»

Усатый мерзавец поднял голову и посмотрел вверх. Увидев меня на балконе с чашкой в руке, он явственно вздрогнул и сбился с шага. Я сверлила взглядом его спину до тех пор, пока он не скрылся из виду. Тоже мне, почетный караул!

В этот момент из двери подъезда появилась Симочка. Она была в брючках, которые шутя называла «Не бей лежачего». Несмотря на ярко выраженную кривоногость, Симочка обожала носить штаны в обтяжку.

— Эй! — окликнула я ее. — Счастливо тебе!

* * *

Мое пожелание не принесло Симочке счастья. Вечером того же дня ее истерзанное тело нашли за гаражами местные алкоголики.

Возвращаясь с работы, я еще издали увидела людей, сбившихся в кучку возле подъезда. Почему-то я подумала, будто что-то случилось с моей квартирой. Или ее подожгли, или обворовали. Я прибавила шагу, хотя ноги стали ватными. Увидев меня, соседи повернули в мою сторону хмурые, испуганные лица.

— Горе-то какое, Маришенька! — воскликнула Надежда Петровна с четвертого этажа. — Опять этот маньяк, гореть ему в аду!

— Кого-то убили? — внезапно севшим голосом спросила я.

— Серафиму Круглову! Задушил ее гад ползучий, — запричитала она. — Страшно-то как!

Дочери Надежды Петровны только-только исполнилось семнадцать лет, и она всегда возвращалась из балетной школы поздно вечером. Встречать ее было некому.

Симочка мертва! Я покачнулась и, кажется, стала медленно оседать на землю. Соседи взяли меня под руки и довели до скамейки. Я обхватила голову руками и замерла в неподвижности. Боялась, что, если пошевелюсь, меня просто разорвет на кусочки от горя. Я смутно осознавала, что несчастье каким-то образом связано со мной, но мозг в тот момент отказывался работать в полную силу.

Как и всем остальным жильцам подъезда, мне пришлось отвечать на вопросы милиции. Да, я видела Серафиму сегодня утром. Она вышла из подъезда и направилась в сторону шоссе. Да, я помню, во что она была одета. Была ли при ней сумочка? Была. Кожаная, итальянская, купленная на вещевом рынке «Динамо» за пятьдесят долларов. Серафима считала, что это роскошная вещь, и очень ею гордилась.

Оставшись наконец одна, я заперлась на все замки и решила напиться. Бутылка рябиновой настойки вполне для этого подходила. Я грубо отвинтила пробку, искорежив мягкий металл, налила полстакана пахучей жидкости и залпом выпила. Оторвавшись от стакана, почувствовала, что внутри у меня все дрожит. Уже через пять минут я рыдала, бросившись вниз лицом на кровать.

Было часа два ночи, когда, умывшись, я съела кусок холодного вареного мяса и выпила еще полстакана настойки. Только тогда меня осенило, что в момент нападения у Симочки была кассета с записью, которую я сделала накануне.

«Она собиралась отнести ее на работу и запереть в сейфе с документами! — лихорадочно рассуждала я, мгновенно протрезвев. — Но, если бы кассета в момент убийства была при ней, и в милиции ее прослушали, меня тут же забрали бы в кутузку. Или по меньшей мере устроили бы допрос с пристрастием. А поскольку меня беспокоили не больше, чем остальных соседей, выходит, кассету не нашли. Что же получается? Симочку убил вовсе не маньяк? Ее убили люди Шлыкова. Только за то, что она владела кассетой и, возможно, была в курсе того, что на ней записано. Но как они узнали?»

Я начала клацать зубами от страха. Что, если моя квартира нашпигована «жучками» и все, о чем тут говорится, становится известно Шлыкову? Но тогда… Тогда он знает о существовании нашего женского клуба. «Нет, не может быть, — попыталась я погасить панику. — Если бы он знал, незамедлительно последовали бы репрессивные меры».

Была глубокая ночь, иначе я непременно позвонила бы Вере. Девочкам нужно все рассказать, непременно. Из-за меня они все сейчас в опасности. Утром я позвонила Липе и сообщила, что «по семейным обстоятельствам» задержусь на пару часов. А сама поехала к Вере домой. Только выйдя с ней на улицу, я решила, что можно говорить, не опасаясь, что нас подслушают.

— А ты уверена, что сумочка действительно пропала? — поинтересовалась побледневшая Вера.

— Сегодня утром я разговаривала с дворничихой. Она сказала, что сумочку не нашли. Наша дворничиха всегда в курсе событий.

— А этот маньяк, что орудует в окрестностях, он раньше брал у своих жертв личные вещи?

— Я не знаю!

В газетах подробности нападений, зарегистрированных в нашем округе, не освещались.

— А может, это и в самом деле маньяк? — вслух подумала Вера. — Ведь он существует?

— Естественно.

Я мгновенно вспомнила того парня с длинным бледным лицом, который преследовал меня ночью и столкновения с которым мне удалось избежать как раз благодаря Симочке. Что, если это и в самом деле был маньяк, которого мы спугнули? Они ведь все чокнутые, эти маньяки. Может быть, он решил отомстить Симочке за то, что та сорвала ему очередную операцию? По окошку, из которого она высунулась, вполне можно определить номер квартиры…

Я поделилась своими мыслями с Верой. Мы растерянно глядели друг на друга.

— Маньяк это или нет, а нам действительно пора предпринять решительные меры, — сказала Вера. — Сегодня я позвоню Ирочке и Кате. К вечеру каждая из нас должна подготовить свои предложения. Все обсудим, выберем наиболее приемлемое… Понимаешь, я думала о том, что ты сказала по поводу безопасности. Нас действительно очень легко убрать после того, как надобность в получении интересующих их сведений отпадет. А когда она отпадет? Сегодня? Завтра? Мне совсем не хочется умирать.

Мне тоже не хотелось. Я поехала на работу, где сразу же принялась за очередной донос. Как человек педантичный, я свои доносы озаглавливала. Писала сверху «Горчаков» и проставляла дату. Ведь курьер, собирающий «урожай», может запросто перепутать бумажки, думалось мне. В последние дни я свой труд подняла на более высокий технический уровень — вносила сведения в компьютер и отвозила на вокзал дискету, заранее аккуратно удалив файл из памяти. Делать черное дело на компьютере было гораздо удобнее — через плечо мне никто никогда не заглядывал, и со стороны казалось, будто я прилежно тружусь.

Кстати, именно сегодня я заметила, что круг моих служебных обязанностей как-то уж очень сузился. Горчаков объяснял это некими таинственными внутренними неприятностями. Необходимо было приостановить все перспективные проекты и заниматься проверкой документации. Причем проверкой занимался сам, никого не подпускал к документам. Липа тоже, кажется, осталась без работы. Помаявшись некоторое время, она притащила в офис стопку женских журналов и принялась их методично штудировать. Судя по всему, Липу мучила мысль о том, что у нее есть некие отклонения, которые мешают ей быть такой же невероятно глупой, как другие представительницы слабого пола. Ответ она решила поискать в статьях, которыми в дамских журналах разбавляют красочные рекламные снимки.