– Почему вы так уверены в этом?
– Ты сказала, что пропала Софья дней десять назад, так Кураев как раз в это время уезжал из Светличного, причем не один, а с Мироновым...
– С Мироновым, – повторила я. – Это такой невысокий тип с татуировкой на шее?
– Он самый. Все его зовут просто Мироном. Кликуха у него такая. А ты его уже знаешь?
– Примерно час назад я с ним в ресторане «Азия» познакомилась. Он меня вечером на свидание пригласил...
– Тогда тебе прямая дорога от меня в гостиницу за своими шмотками, а оттуда – на автовокзал. Ближайший и последний рейс через час с небольшим, на него ты как раз успеешь.
– Юрий Борисович, вы меня совсем уж за неопытную девочку держите, а я, между прочим, частный детектив со стажем, у меня за плечами более двухсот успешных дел!
– Сколько, более двухсот? – не без иронии переспросил Пинкертон. – Одно дело другому рознь. Ты, наверное, прежде за неверными мужьями и женами следила, а здесь совсем другой коленкор! Здесь смертью пахнет.
– Ладно, Юрий Борисович, я все поняла. Вы мне ничем помочь не можете. – Я резко встала с дивана и направилась к выходу. – Извините, что я вас побеспокоила, отдыхайте, вы ведь на пенсии! Выращивайте рассаду, а я как-нибудь без вашей помощи обойдусь.
– Сядь! – прикрикнул на меня хозяин дома и поджал губы от гнева. – Сама она справится! Сыщица со стажем! Миронов по указке Кураева тебя в Чувилиху сбросит, а я что потом делать буду? Терзаться угрызениями совести? Мне на старости лет такие волнения ни к чему...
– Ну зачем же такие крайности? Почему меня сразу топить надо?
– Извини, это так, к слову пришлось, – сказал Юрий Борисович. Я заметила, что линия его рта смягчилась. – Просто голыми руками их не возьмешь. Кураев всех здесь давно купил оптом и в розницу и чувствует себя королем, а ты приехала и думаешь, что он тебе по зубам. Знаешь, сколько народу об него зубы обломало? Не знаешь, то-то и оно! Он идет по трупам...
– И, зная все это, вы настаиваете на том, чтобы я уехала отсюда, даже не попытавшись ничего предпринять?
– Но ты же все равно не представляешь, как дальше действовать?
– Пока нет, но обязательно что-нибудь придумаю. Надеюсь, что вы мне в этом поможете.
– Да я без понятия, чем здесь поможешь! Я только вижу, что любые действия, предпринятые для выяснения интересующих тебя обстоятельств, очень рискованны. Ну вот скажи мне, что может заставить Марата признаться тебе в том, что он приказал убить Соню и где спрятал ее труп? Господи, что же я такое говорю! Вдруг она жива...
– Вот именно! Вдруг она жива! Пусть шанс один к ста, но он все-таки есть! А если ее убили, то за это кто-то должен поплатиться.
Юрий Борисович ничего не сказал, только махнул рукой. Откровенно говоря, он был тысячу раз и во всем абсолютно прав. Шансы найти Соню Кривцову были ничтожно малы, а риск, сопряженный с ее поисками, наоборот, велик. Но я не привыкла пасовать ни перед какими трудностями и знала, что из любой ситуации обязательно есть выход. Пинкертон придерживался другого мнения, он считал, что в жизненных лабиринтах большинство дорог ведет в тупик и только одна – к выходу.
– Иногда на ее поиск уходит вся жизнь, – философски заметил он.
– Юрий Борисович, а вы, оказывается, пессимист.
– Нет, я всегда был оптимистом, а к пенсии стал реалистом, смотрю правде в глаза. А правда такова, что не по себе сук не срубишь. Твой клиент хочет знать правду о Соне, так возвращайся в Тарасов и расскажи ему все, что узнала. Может, он больше ничего о ней и слышать не захочет?
– Я уже вкратце обрисовала ему ситуацию по телефону. Клиент настаивает на том, чтобы я продолжала искать Соню. Он на подсознательном уровне чувствует, что она жива, но ей угрожает опасность.
– Влюбленный дурак с деньгами, далекий от реалий жизни и не понимающий, на какой риск он тебя толкает. Может, ты дашь мне его телефон? Я объясню этому человеку, что он не вправе требовать от тебя выполнения такой непосильной задачи.
Я смотрела на Пинкертона, так рьяно отговаривающего меня от продолжения расследования, и впервые меня посетила одна малоприятная догадка. А может, Юрий Борисович не хочет, чтобы я узнала всю правду? Вдруг и его Марат Кураев купил со всеми потрохами, а я прошу этого продажного пенсионеришку о помощи? Если это так, то самым лучшим было бы признать его правоту и согласиться уехать из Светличного, но поступить с точностью до наоборот – остаться и... Ну, давай, Таня, выдай хоть одну стоящую идейку! Легко! Остаться и пойти в семь часов в «Азию». Хорошо, ты встретишься там с Мироном, правой рукой Кураева, и что дальше? Естественно, он потащит тебя в постель... Как ты можешь использовать это обстоятельство с пользой для себя? Может, как-нибудь и смогу. Надо хорошенько подумать об этом.
– Ладно, есть у меня одна мысль, – вдруг сказал Пинкертон. – Надо поговорить с Аннушкой, моей соседкой, она у Кураева домработницей служит. Попробую у нее выяснить, куда и когда именно Марат ездил. Может, мы вообще зря с тобой уверились в том, что он Соню нашел и порешил, чтобы навечно похоронить тайну о смерти Розы. Может быть, уехала Кривцова куда-нибудь подальше от Тарасова, а мы ее уже хороним...
– Тоже правильно. А когда Аннушка домой возвращается? Сегодня вы сможете с ней поговорить? – Я живо ухватилась за идейку Пинкертона.
– Обычно вечером, но мне показалось, что я ее в окно с полчаса назад видел. Пойду схожу к ней, а ты посиди здесь, подожди меня.
– Хорошо, – ответила я. – А у вас тут курить можно?
– Кури, вот пепельница, – Юрий Борисович пододвинул ко мне большую стеклянную ракушку и стал собираться к соседке.
Пока он отсутствовал, я курила одну сигарету за другой и напряженно думала о том, как бы создать бурю, закрутить в ней главных действующих лиц и повергнуть их ниц, опрокинув лицом в грязь. Бурю – это, конечно, было слишком громко сказано, но без сильной инсценировки мне точно было не обойтись. Я органически почувствовала, что узнать правду можно только в том случае, если рассорить Кураева и Миронова друг с другом, ополчить «правую руку» против ее хозяина. «Тогда она нанесет ему удар в самое больное место». – Придя к такому глубокомысленному выводу, я затушила в пепельнице последнюю сигарету. Пачка опустела.
Сердце билось учащенно, я рвалась в бой. Надоело ныть, захотелось экспрессии, да такой, чтобы бросало с острия на острие лезвия. В голове зарождался план дерзкой провокации...
Я не могла точно сказать, через какое время вернулся Юрий Борисович. Может, через полчаса, а может, и через полтора. Размышляя, я потерялась во времени. Он бросил косой взгляд на полную пепельницу, сморщился и замахал в воздухе руками, отгоняя остатки дыма.
– Вот уж никогда не подумал бы, что ты такая курилка. Я сам-то очень мало курю, только когда выпью...