– Как, пятый год? А награды? – не могли въехать парни, а с ними – и множество любопытных заменщиков.
– А так, задача у этого хряка колхозного не воевать, – презрительно глядя на прапорщика, продолжал танкист, – а быть «в-передок-смотрящим», отбирая на пересылке привлекательных особей прекрасного пола для штаба армии и командования 103-й дивизии. За это он регулярно получает награды, бабки у него водятся, генералы за руку здороваются, а десантники пяти «крайних» замен каждый раз обещают застрелить или, на крайний случай, кастрировать.
– А чего не кастрируют, а лишь обещают?! – вознегодовал кто-то из «союзных» заменщиков.
– Во-первых, – рассказывал танкист, довольный тем, что он снова оказался в центре внимания, – никто не хочет под конец своего пребывания в этой мясорубке марать руки об такое дерьмо. Во-вторых, он в здешней столице уже пять лет отирается, все привыкли к нему, он тут – некий раритет, визитная карточка воздушных ворот Кабула. А в-третьих: когда этот «орденопросец и медалист» чует в воздухе опасность, он сначала накрывает «боевикам» шикарную поляну, а потом прячется, суток на трое, в нору, имеющуюся у него в женском модуле. Оттуда его даже командарм не достанет!
– Ха-ха-ха!!! – вновь сотряслось смехом пол-«Горбатого».
Привлекательных женщин на борту на этот раз не было. За исключением молодицы, потерявшей сознание во время посадки; правда, сейчас ее лицо приобрело зеленоватый оттенок, поэтому славный «орденопросец и медалист» демонстративно-безразлично проследовал мимо. Заменщиков пересчитали, забрали предписания и повели на пересылку.
При выходе из самолета они обратили-таки внимание на склон ближайшей заснеженной горы – там что-то дымило (наверное, догорал сбитый АН-24), кружили два вертолета Ми-8, а эскадрилья Ми-24 упорно долбила НУРСами и бомбами кишлак под горой. Прилетевшие в Афган не впервые, чувствовали себя намного вольготнее – не все из них пошли на пересылку. Кое-кого встретили на машинах, просто на краю аэродрома, а веселый танкист, забрав вещички, простившись с попутчиками, рванул к девчатам из инфекционного госпиталя.
Кабульская пересылка оказалась непревзойденным явлением военного зодчества. Если раньше (по рассказам старожилов), пересылкой именовали банальное сосредоточение дырявых палаток на обочине аэродрома, обнесенных колючей проволокой, тогда как сейчас это было некое «Сити» – несколько запорошенных вездесущей афганской пылюкой сборно-разборных сооружений (модулей) из фанеры, как и ранее, обнесенных колючкой, рядом с аэродромом.
В модулях стояли солдатские двухъярусные койки, тумбочки и табуреты. Туалет и умывальник располагались на дворе. Внутри модуля, где поселились приятели, был, правда, черно-белый телевизор, по которому как раз транслировали очередной доклад вездесущего и косноязычного Генсека.
Парни поспали, повалялись на койках второго яруса (оттуда лучше виден телевизор), покурили в курилке. Вечером за Романом приехали спецназовцы, забрав с собой, а в скором времени и Сашка улетел в свой гарнизон.
В бригаде старлея никто не встречал: на КПП показали, как пройти к штабу возле обелиска с БМД-1 на пьедестале. В штабе дежурный по бригаде приказал вооруженному автоматом посыльному, стоявшему возле входа, взять Сашкины вещи, рассказав – где находятся кабинеты командира бригады, начштаба, начальника политотдела, секретаря парткома, строевая часть и т. п. Отдав честь Боевому Знамени воинского соединения, Сашка направился к кабинету начальника политического отдела, подполковника Михалкина. Зашел, как требовали того воинские уставы – строевым шагом, приложив руку к фуражке, и представился.
– А, Петренко! Заявился, конец-с-концом! – даже не поздоровался начпо. – Рассказывай!
– О чем рассказывать? – не понял тот.
– Как ты там ЧВС Киевского Краснознаменного нах… послал, старлей! Об этом расскажи! – Начпо без старта набрал обороты.
– Не посылал я никого… – начал оправдываться Александр.
– У меня другие сведения. – Начпо, подполковник лет сорока, среднего роста, спортивного вида, крепкого телосложения, подошел к Сашке вплотную, принюхался (на всякий случай – может, старлей где-то с вечера хлебнул спиртного, можно сразу же – «на цугундер», или же – к партийной ответственности). Ничего не унюхав, Виктор Федорович (именно так его звали) мог бы успокоиться, но…
– Я тебя так обкатаю – шелковым вернешься в Союз, или вообще не вернешься! Что, думаешь, приехал на войну и все здесь тебе сразу пох…?! Ни тебе воинской, ни партийной дисциплины? Война все спишет? Ни х…! Здесь, если не будешь мне подчиняться, голову сложишь и поедешь домой в цинковом гробу. «Груз двести», слыхал о таком? Как бы ты ни служил, чтобы ты ни делал, даже если повторишь подвиги Гастелло и Матросова одновременно, ничего ты не выслужишь без меня, даже медальки юбилейной! Понял?!
Так что иди, принимай четвертую роту, – гремел начпо, – она у нас в партийно-политическом плане самая запущенная. Твой предшественник – покойник Новиков, мать его, завалил там все, что мог! Если за месяц не будет улучшений морально-политического климата в подразделении – ждет тебя выговор по партийной линии и аттестационная комиссия. У меня все учатся правильно Родину любить, чтоб правое ухо было выше левого! Иди!
Ошалевшим вышел Сашка из кабинета начпо.
«Все они такие, в голову ударенные? Или они специальный, “неестественный” отбор проходят?» – с такими мыслями, ругаясь и недоумевая, приблизился Сашка к кабинету секретаря парткома. Зашел уже без пафоса.
– Петренко, – сухо представился он.
– Николай Александрович Ветла, – прозвучало в ответ. Хозяин кабинета – высокий (спокойный!), чем-то похожий на артиста Талашко из фильма «В бой идут одни старики», подполковник с сединой в волосах, которая заметно начала пробиваться на висках, вышел из-за стола, прошел к Александру, приветливо протянул руку и поздоровался.
– Присядь, Александр Николаевич, – показал он левой рукой на стул. – Что, уже побывал у начпо? – проникновенно спросил подполковник, перехватив злой взгляд Сашки, без официоза, как-то по-товарищески. – Тогда понятно, отчего такой невеселый!
Теперь послушай меня, Александр, я, как опытный офицер, который уже второй срок на этой войне тянет, как отец двух взрослых сыновей – курсантов первого курса славного Рязанского десантного командного училища, немного тебя поучу. По-доброму, не волнуйся, не стриги ушами! Не так, как в предыдущем кабинете!
Вообще я свой первый срок в Афгане отпахал во время вторжения – или при вводе войск, как сейчас модно говорить, – когда служил в славной сто третьей Витебской дивизии на должности заместителя командира батальона. – Ветла встал, включил какой-либо непонятный прибор на тумбочке в уголку кабинета.
– Трофейный электрочайник, новое достижение науки проклятых империалистов, в плане организации быта – объяснил он Сашке. – Главное, что очень удобно, не то что наши кипятильники, с которыми что-то не так сделаешь – и пробки повыбивает. Сейчас попьем чайку, у меня из дуканов есть такой, что такого, наверное, ты некогда не видел и не нюхал – трофейный, настоящий «Липтон с бергамотом».