Лорд босиком стоял в дверях. В вырезе каштанового халата была видна мускулистая грудь, покрытая короткими седовато-черными волосами.
— Эту фотографию отец мне подарил, пытаясь убедить меня последовать по его стопам и тоже принять духовный сан.
— А почему вы выбрали другой путь?
Лорд шагнул к ней ближе. От него пахло мылом и шампунем. Акулина обратила внимание, что он побрился: двухдневная щетина на щеках и подбородке исчезла, открыв кожу цвета какао, не испорченную следами времени и пережитых невзгод, такими обычными в России.
— Отец изменял матери и оставил нас без гроша. У меня не было ни малейшего желания брать с него пример.
Акулина вспомнила горечь в его словах в тот вечер дома у профессора Пашенко.
— А ваша мать?
— Она его любила. И до сих пор любит. В ее присутствии о нем слова дурного нельзя сказать. И так же к нему относились все прихожане. Для них Гровер Лорд был святым.
— И никто ничего не знал?
— Никто бы не поверил. Отец завопил бы о расовой дискриминации, громогласным ревом вещая с кафедры, как трудно приходится чернокожему, добившемуся успеха в жизни.
— Нас в школе учили, что в Америке сильны расовые предрассудки. И неграм не на что рассчитывать в белом обществе. Это правда?
— Раньше действительно было так, и кое-кто утверждает, что такое положение сохраняется до сих пор. Но я так не думаю. Я вовсе не хочу сказать, что наша страна идеальная, это далеко не так. Но Америка — это страна больших возможностей, и нужно только не упустить свой шанс.
— А вы не упустили свой шанс, Майлз Лорд?
Он улыбнулся.
— Зачем ты это делаешь?
На лице Акулины отразилось недоумение.
— Называешь меня полным именем, — объяснил Лорд.
— Привычка. Я не хотела тебя обидеть.
— Зови меня просто Майлз. И, отвечая на твой вопрос, хочется верить, что я в полной мере использовал все шансы. Я прилежно учился, усердно работал, и всего, что у меня есть, я достиг своим трудом.
— Интерес к России — это у тебя давно?
Лорд указал на книжные шкафы, тянувшиеся вдоль стены залитой солнечным светом гостиной.
— Меня с детства увлекала история твоей родины. Я читал о ней взахлеб. Огромная страна: необъятные размеры, великое множество климатических зон — и при этом крайности в политике, в отношении к человеку.
Акулина вслушивалась в интонации его голоса.
— То, что произошло в семнадцатом году, очень прискорбно. Россия подошла вплотную к общественному подъему. Расцвет литературы, поэзии, живописи, драматургии. Свободная пресса. И все это умерло. В одночасье.
— И ты хочешь поучаствовать в нашем возрождении?
— Кто бы мог предположить, что чернокожему пареньку из Южной Каролины представится такая возможность? — улыбнулся Лорд.
— Ты в близких отношениях со своими братьями и сестрами?
Он пожал плечами.
— Нас разбросало по всей стране. И все слишком заняты, чтобы выкроить время для встречи.
— Они добились успеха в жизни?
— Один брат врач, другой — учитель в школе, сестра тоже учительница, еще одна сестра бухгалтер.
— Похоже, ваш отец неплохо постарался.
— Он тут ни при чем. Это мать толкала нас вперед.
Хотя Акулина почти ничего не знала о Гровере Лорде, ей показалось, она все поняла.
— Может быть, своей жизнью отец показал вам такой необходимый пример.
Лорд презрительно фыркнул.
— Лично мне было бы гораздо лучше без таких примеров.
— Ты не женился из-за него?
Лорд подошел к окну, посмотрел на улицу, залитую ярким светом утреннего солнца.
— Да нет, наверное. Просто все как-то не хватало времени.
Издалека доносился приглушенный шум машин.
— Я тоже так и не вышла замуж. Хотела выступать. У нас в стране замужество может создать большие трудности. Россию никак нельзя назвать страной больших возможностей.
— И в твоей жизни не было какого-то одного мужчины?
Акулина хотела было рассказать ему о Тимофее, но решила этого не делать, ограничившись уклончивой фразой:
— Ну, никого, заслуживающего упоминания.
— Ты действительно полагаешь, что восстановление монархии будет решением всех проблем твоей родины?
Акулина обрадовалась, что Лорд не настаивал. Наверное, он почувствовал, что эта тема ей неприятна.
— Русские привыкли, что ими кто-то руководит. Если не царь, то генеральный секретарь или президент. Какая разница, как зовется вождь, — лишь бы его правление было мудрым.
— Похоже, кто-то очень хочет остановить то, во что мы с тобой ввязались. Быть может, эти люди видят в реставрации монархии способ прибрать власть к рукам?
— Теперь они остались в тысячах миль позади.
— Слава богу.
— Я все думаю о Максимовых, — сказала Акулина. — Старик и его племянник отдали жизни за то, во что верили.
Подойдя к книжным шкафам, Лорд достал один том. Акулина успела разглядеть на обложке фотографию Распутина: зловещее бородатое лицо и пристальный взгляд проницательных глаз.
— Вполне возможно, в руках у этого проходимца ключ к будущему твоей родины. Я всегда считал Распутина мошенником, которому посчастливилось оказаться в нужное время в нужном месте. Весь этот шкаф отведен книгам о нем. Я изучал историю Распутина много лет, но никогда не верил в него, как не верил в своего отца.
— Ну а теперь?
— Я не знаю, что и думать, — тяжело вздохнул Лорд. — Все это просто невероятно. Феликсу Юсупову каким-то образом удалось переправить двоих Романовых в Америку. У меня есть несколько биографий Юсупова. И в них он изображен никак не хитрым и расчетливым организатором. Скорее можно говорить об идеалисте-растяпе, который даже человека не смог нормально убить.
Акулина взяла у него из рук книгу и посмотрела на фотографию.
— Даже сейчас его взгляд завораживает.
— Мой отец частенько говорил, что постичь божественную тайну невозможно. Раньше я думал, что это просто хитрый способ поддерживать веру в прихожанах. Однако теперь мне хочется надеяться, что отец был неправ.
Акулина поймала его взгляд.
— Плохо ненавидеть родного отца.
— Я не говорил, что ненавижу его.
— Это чувствуется и без слов.
— У меня вызывает отвращение то, что он делал. Та грязь, которую он оставил после себя. Его лицемерие.
— Но может быть, как и в случае с Распутиным, ты не осознаешь в полной мере, какое наследие оставил твой отец. Быть может, ты и есть его наследие. Ворон.