Бэйли хотелось бы возразить, объяснить Танеру, что у них совершенно разные ситуации. Танер женился на всю жизнь, а он, Бэйли, только временно. Когда пройдет конкурс «Мисс Лучшая Молочница» и Мелли забеременеет, он вернется к своему беззаботному холостяцкому существованию.
— Да, наверное, в жизни каждого человека наступает момент, когда он понимает — нет ничего важнее семьи... — Танер поцеловал Колетт в лоб и продолжил: — Но сейчас я немножко отступлю от самых главных жизненных ценностей и пойду пить кофе с Бэйли, и мы поговорим про скоростные автомобили и про детей, которые появляются с еще большей скоростью.
Колетт ткнула Танера локтем в бок. Танер и Бэйли рассмеялись.
— Ладно, ладно, идите, — воскликнула Колетт.
Бэйли приятно было пообщаться с другом. Они поговорили о своих фермах, обсудили вопросы бизнеса. Ранчо Танера было знаменито не только поголовьем элитных коров, но и тем, что на нем занимались разведением племенных лошадей. Мужчинам было интересно обсудить, почему одни фермы в округе процветают, а другие, наоборот, разоряются. Ну и, конечно, они вспоминали старые времена и общих знакомых.
Бэйли был рад тому, что ему удалось хоть на время отвлечься от мыслей о предстоящей беременности Мелли.
Раньше он думал, что, выполнив свою часть договора, он вернется к той прекрасной дружбе, которой наслаждался столько лет. Он представлял себя в роли любимого дядюшки ребенка, которого Мелани произведет на свет.
— Скорей бы уж этот конкурс прошел, дождаться не могу, — сказал он Танеру, когда они, выйдя из кафе, направились к машине Бэйли.
— Город слегка обезумел, да? — поддержал Танер.
— Не город, а люди. Два дня назад Маджи Волгар привела ко мне свою внучку. Девочке лет десять, но когда-нибудь она вырастет и, конечно, станет участницей конкурса, поэтому я как судья должен оценить ее таланты.
— И? — Танер слушал с интересом.
— Я долго отказывался, но в конце концов уступил и согласился. Прежде чем я успел заметить, девочка сунула в огонь две палки, а потом вытащила их. Дым растревожил собак, они подняли жуткий лай. Я боялся, что у Маджи Волгар случится сердечный приступ посреди моего амбара.
Танер засмеялся.
— Ты только подумай, ведь через неделю все это превратится в смутное воспоминание.
— Боюсь, мне предстоит жуткая неделя, — уныло сказал Бэйли.
Через несколько минут он уже ехал домой, и мысли его вновь вернулись к Мелли и к ребенку. Впервые после того, как они заключили договор, он понял — условия их соглашения его не устраивают, он хочет большего.
Нужно поговорить с Мелли. Пусть она поймет — я не могу не участвовать в жизни нашего ребенка.
— Мелли, — позвал он, входя в дом.
Нет ответа. Он обошел каждую комнату, но ее нигде не было. Взглянув в кухонное окно, Бэйли увидел ее и Хитреца во дворе. Они играли. Мелани бегала в одном из своих бесформенных платьев, а Хитрец, повизгивая, путался у нее в ногах.
Платье Мелли не подчеркивало, а скрывало ее фигуру, но Бэйли мысленно видел ее — изящество худенькой спины, маленькую крепкую грудь, длинные стройные ноги. Солнце играло золотом в ее волосах, смех согревал черты лица — она была прекрасна.
Мужчину охватило желание, нетерпеливое, страстное. Он желал ее, прямо здесь, в траве, чтобы их грело солнце и овевал летний ветер. Хотелось запустить пальцы в густые волосы Мелани и крепко прижать ее к себе.
И, как всегда, вместе с желанием возникло раздражение. Что в ней такого, что заставляет его все время хотеть ее? И как это возможно, что он постоянно испытывает желание к женщине, к которой у него нет романтических чувств?
Совершенно ясно, она страшно рассердится, когда он скажет ей правду. Ведь она выбрала его отцом своего ребенка именно потому, что он не хотел детей. Она думала, его вполне устроит статус друга семьи, а она будет безраздельно владеть малышом.
Лучше сразу покончить со всем этим, подумал Бэйли, выходя на заднее крыльцо.
— Мелани, нам надо поговорить, — очень решительно сказал он.
Она взяла Хитреца на руки.
— Хмм, вероятно, это серьезно. Не могу вспомнить, когда ты называл меня Мелани. Надо пойти в дом?
— Нет, здесь поговорим.
— Ладно, отнесу Хитреца, и тогда у тебя будет мое полное, ничем не отвлеченное, ни с кем не разделенное внимание.
Бэйли уселся на траву и, ожидая ее, вновь погрузился в раздумья.
Через минуту Мелани вернулась и уселась напротив, вытянув стройные веснушчатые ноги.
— Что случилось? Ты смотришься слишком серьезно для такого изумительного дня.
Бэйли задумался над тем, как ему лучше начать разговор о совместном опекунстве над ребенком.
— Ты знаешь, я всегда говорил, что не хочу детей.
Она прищурилась.
— Только не говори, что хочешь расторгнуть наш договор.
— Нет, но я хочу внести некоторые изменения.
— Какие? — Между ее бровями появилась напряженная складка.
Бэйли старался не встречаться с ней взглядом.
— Эти изменения не касаются ни твоей беременности, ни нашего последующего развода. Но я не хочу отворачиваться от судьбы и от жизни моего ребенка.
Он взглянул на Мелани, ожидая увидеть гнев в ее ярко-зеленых глазах. А вместо этого увидел одну из тех изумительных мягких улыбок, которые всегда заставляли его сердце переворачиваться.
— Нисколько не удивлена. Я была уверена, что ты придешь к этой мысли.
— Неужели? Я сам только несколько минут назад это понял.
Она встала, чудесная улыбка по-прежнему освещала ее лицо.
— Я же знаю, какой ты, Бэйли. Это одна из причин, почему я хотела, чтобы именно ты стал отцом моего ребенка. Ты не тот человек, который может просто повернуться и уйти, бросить своего малыша. А сейчас я собираюсь пойти готовить ланч. Ты как?
— Через пару минут приду, — сказал Бэйли.
Ему хотелось немножко побыть одному, чтобы осознать — как такое возможно.
Мелани Уотерс знала его явно лучше, чем он — сам себя.
— В одиннадцать встречаемся с мамой и папой на барбекю, — напомнила Мелани, когда они въехали на ярмарочную площадь.
Этот день наконец настал — Четвертое июля. Ясное с самого утра небо обещало жару. Бэйли был в отменном настроении, ведь через несколько часов его работа главного судьи конкурса «Мисс Лучшая Молочница» закончится.
У Мелани тоже было приподнятое настроение. Четвертое июля — самый лучший, самый веселый праздник. Ярмарочная площадь полностью преображалась, по периметру ставились ряды столов и скамеек, продавалась всякая еда и питье. Празднование всегда заканчивалось фейерверком.