Взявшись за ручку двери своей спальни, Шерри услышала тихое бормотание низкого голоса, доносящееся из гостиной. Шерри заглянула туда и увидела Клинта, сидящего на диване с Кэтрин, уютно примостившейся у него на груди.

— Милая маленькая девочка, я здесь, с тобой. Вот он я и никуда не уйду. — Шерри никогда не слышала, чтобы его голос был таким нежным: он звучал словно глубокий, мелодичный напев любви. Рука Клинта поглаживала девочку по голове, убаюкивая ее.

И так могло случиться на самом деле в их жизни, подумала Шерри, когда вдруг в голове пронеслись давние образы. Она легко могла вообразить себя на этом диване, с дочерью на руках, и обе они были бы защищены крепким объятием Клинта.

Шерри моргнула, чтобы стереть обманчивый зрительный образ, ее глаза были полны слез. Дурацкие мечты, вот как это называется.

Она отступила от двери гостиной, сглотнув снова и снова подступавшие слезы. Она всегда чувствовала, что из Клинта может получиться замечательный отец, и только что увиденная сцена подтверждала это. Он уже окружил любовью и заботой ребенка, которого считал, похоже, своим.

Что же, Шерри всегда желала ему именно такого счастья. Но жить в одном доме с этим ребенком, видеть Кэтрин и Клинта вместе — эта идиллическая сценка пробуждала в Шерри чувства, которые она, казалось, оставила другим. Так она думала, полагая, что справится, но сейчас понимала: вынести подобное будет слишком тяжело.

Первым делом утром надо объяснить Клинту, что она не может больше быть с Кэтрин. Как ни дорог он ей, как ни хочет она остаться помочь ему, Шерри сама нуждается в защите собственного сердца.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Клинт с трудом приоткрыл один глаз, мучительно пытаясь уяснить, не заснул ли он, оставив телевизор включенным. Похоже, нет… Он лежал не на диване, а в постели, и шум, разбудивший его, производил не телевизор.

Когда ему удалось стряхнуть с себя остатки сна и сознание наконец-то вернулось в полной мере, Клинт сел и точно понял, вернее, увидел, кто разбудил его.

Кэтрин. Она лежала на спинке, размахивая руками и колотя ножками в воздухе. Ее ручки раскрывались и сжимались, словно бы пытались ухватить бледный свет нарождающегося дня, который просачивался сквозь окно.

Сейчас ее ничто не беспокоило, но она всю ночь спала урывками. И Клинт, соответственно, тоже.

В полночь он дал Кэтрин бутылочку и сменил подгузник. В два часа он сидел рядом с кроваткой девочки и гладил ее щечку, пока она не уснула. В три он качал ее на руках и спел все колыбельные, которые ему самому в детстве не пели.

Хотя было еще очень рано и Клинт чувствовал усталость от недосыпа, он ощущал глубочайшее удовлетворение от своего неожиданного отцовства. С каждым моментом уверенность в том, что Кэтрин — его ребенок, росла.

Он не понимал, почему Кэнди не сказала ему, не знал, что за игру она вела сейчас, но если с ее стороны это была уловка, чтобы получить от него поддержку — и эмоциональную, и финансовую, — то она может быть уверена абсолютно, что Клинт собирается стать маленькой девочке отцом во всех смыслах этого слова. Он будет платить алименты и добьется права на посещения и встречи, а если обнаружит, что Кэнди не годится на роль заботливой матери, тогда будет сражаться с ней в суде за опекунство. Но сначала надо выяснить, что же происходит на самом деле. А это значит: ему надо встать с постели.

Клинт скатился с кровати, натянул джинсы и подошел к кроватке. Кэтрин улыбалась. Словно солнечный лучик, эта беззубая гримаска проникла в самые глубины души Клинта и согрела их. Кэтрин — его ребенок. Дочка.

— Привет, милая, — сказал он и коснулся пальцем ее щечки. — Ты готова менять подгузник? — Она взбрыкнула ножками, словно побуждая его поторопиться. — Ладно, ладно. — Клинт сменил ей подгузник, взял на руки и понес на кухню.

Как только он положил ее на сиденье, она забеспокоилась, и Клинт уже понял, что это, должно быть, от голода. Он поторопился приготовить Кэтрин бутылочку, а потом свернул и подложил под нее полотенце, чтобы девочке удобнее было пить, пока он сварит себе столь необходимый сейчас кофе.

Он спросил себя, встала ли уже Шерри. Проходя мимо ее двери, Клинт не слышал никакого шума. Он знал, что Шерри привыкла не ложиться допоздна из-за специфики своей работы. Но прошлым вечером она легла в постель в смехотворно ранний час.

Клинт взглянул на часы. Без каких-то минут шесть. Он даст Шерри еще часок, а потом ему придется разбудить ее, чтобы ехать на работу.

Вскоре он наливал себе кофе, потом сел за стол и, обхватив голову руками, вернулся мыслями к женщине, что спала в скромно обставленной комнате.

Обычно между ними редко возникало чувство неловкости, но с тех пор, как Шерри приехала сюда помочь ему с Кэтрин, произошло нечто странное, и Клинт не был уверен, понимает ли, что же именно.

Но твердо знал только одно: он не хочет сделать неверный шаг и подвергнуть риску дружбу, которую они умудрились сохранить, когда оставили свою сентиментальную любовь. Тогда ему было только двадцать три. Юношеское увлечение. Так ли это было? Что происходило между ними? Часто за прошедшие пять лет Клинт убеждал себя: их посетила первая невинная любовь, которая так и осталась в рамках простой юношеской фантазии.

Но в то время их любовь не казалась ему ни детской, ни несерьезной. Чувство к Шерри поглотило его целиком. Совместные планы на будущее наполняли его жизнь счастьем и удовлетворением, которого он не знал ни до, ни после. Но все закончилось ничем, и это было горькой частью прошлого, о которой Клинт редко размышлял.

Шерри решила расстаться с ним, убеждая его, что ее любовь к нему изменилась, и все, что она говорила и делала в последующие годы, не указывало на что-либо иное. Она сделала свой выбор в том, что касалось Клинта, и казалась довольной своей жизнью. Все, хватит, той истории был положен конец в прошлом.

К тому времени, когда Клинт допил свой кофе, Кэтрин высосала почти всю бутылочку и опять уснула. Он снова взглянул на часы и понял: пора поднимать Шерри.

Клинт налил еще чашку кофе, добавил две ложки сахара и щедро плеснул молока, как любила Шерри. Взяв чашку, он пошел по коридору к закрытой двери ее спальни.

Клинт вежливо постучал костяшками пальцев по дереву, подождал ответа. Ничего. Ни звука, словно с той стороны двери не было никого живого. Клинт постучал громче.

— Да… — донесся до него сонный голос, и Клинт воспринял ответ как разрешение войти.

В тот же миг, едва открыв дверь, Клинт понял свою ошибку. Шерри резко села на кровати и сгребла простыни к груди, но все же Клинт успел заметить тонкие бретельки темно-красной ночной рубашки, коснуться взглядом нежной кожи цвета сливок и холмиков груди, едва прикрытых тонким шелком.

Жар полыхнул в нем. Неожиданно. Внезапно. Так, видимо, чувствуют себя в геенне огненной, подумал Клинт.

— Мм… я принес кофе, — сказал он и в смущении откашлялся. Комната показалась ему меньше, чем была раньше, и Клинт почувствовал, что даже дышать стало труднее.