— Развяжите пленнику руки.
С рук скотч снимался тоже вместе с волосами. Пленник корчил гримасы, но терпел и звуков почти не издавал. Только шипел по-змеиному.
— Рисуй на земле план казармы. Где закуток, в котором живет женщина?
Пленник послушно нарисовал в круге света, оставляемого фонариком, план. Показал пальцем:
— Вот здесь. Рядом с выходом.
— Соловьев! Только быстро. На всякий случай возьми «винторез». Он все же с глушителем.
Освобожденный рядовой схватил винтовку и побежал.
— Ничеухин!
— Я!
— «Шмель» к караульному помещению. Возьми с собой отделение. Если выскакивать будут, покроши их. Хотя едва ли будут выскакивать. «Шмелем» в окно. Только сначала дай Соловьеву время мать вытащить из казармы. Если что, подстрахуй его. Выставь снаружи у дверей пару автоматчиков. Но «Шмель» пусть уже будет на позиции.
Одноразовый огнемет «Шмель» — страшное оружие даже для применения на открытом пространстве. А уж в закрытых помещениях в живых не оставляет никого, создавая температуру до восьмисот градусов. Не зря этот огнемет еще в Афгане наводил на душманов страх и назывался там «шайтан-трубой».
Барак караульного помещения располагался рядом с казармой, оборудованной из какого-то здания сельхозназначения. То ли амбар, то ли еще что-то. Отделение ушло.
— И еще вопрос. Самый главный. Поможешь, отпущу, — пообещал Юрий Владимирович пленнику.
Тот вытянулся в струнку, показывая, что готов слушать и заслужить свободу.
— Писатель мне нужен. Сам, лично…
Судя по тому, как пленник сразу обмяк, он уже перестал надеяться на освобождение. Лейтенанту это не понравилось.
— Где Писатель? Покажешь?
— Он вчера уехал.
— Куда?
— Откуда я знаю. Он мне не докладывает.
— Когда должен вернуться?
— Завтра. Должен приехать вместе с новой сотней бойцов. Так говорят в отряде.
— На чем уехал? Дороги непролазные.
— Сначала на машине поехал. Два колеса лопнули. Вернулся, одно колесо сменил, больше нет запаски. Тогда на тракторе поехал, вдвоем с трактористом. Бочку солярки в кузов загрузили, охранников тоже в кузов взяли и поехали. Трактор везде пролезет. У него колеса с цепями. Уехал, не догнать…
Пленник откровенно радовался неудаче спецназа. И за улыбку тут же получил удар под глаз.
— В яму его, — распорядился лейтенант. — Если орать будет, сверху гранату. Тогда заткнется. Скоро здесь все равно шумно будет.
Пленника мигом отправили в яму на смену освобожденным солдатам. Трап вытащили и для чего-то сломали пополам. Зиндан накрыли настилом. Все эти действия заняли меньше минуты. Никодимов дал знак рукой. Взвод в полном составе, не считая отбывшего отделения, двинулся в соответствии с этим знаком. Пошли на соединение с отделением под командованием старшего сержанта Ничеухина…
* * *
Взвод вышел на позицию рядом с караульным помещением. Правда, время смены часовых еще не подошло и рассчитывать на то, что кто-то выйдет из здания, пока не приходилось. За окном горел свет. В соседнем здании, там, где располагалась казарма, света не было. Юрий Владимирович подумал, что, наверное, следовало бы дать Соловьеву фонарик, чтобы он попал туда, куда ему следовало попасть, когда там, внутри казармы, вдруг грянул взрыв, за ним второй, а потом одновременно несколько автоматных очередей разорвали тишину ночи. Но после третьего взрыва и эти очереди прекратились. Тем не менее тишина была нарушена. И следовало уже начинать действовать.
— Ничеухин!
— Я, товарищ лейтенант.
— «Шмель». Пора…
Старший сержант засел под деревом с огнеметом в руках и удобно для прицеливания установил на плече тубу. Прицелился он уже давно. В то самое светящееся окно. И сейчас понял, что тревога в казарме поднимет тревогу и в караульном помещении. Сам выстрел огнемета не слишком громкий, но звук у него какой-то объемный, даже уши на долю секунды закладывает. Заряд вылетел из тубы, похожий на светящийся мазок. Уследить за ним во время полета, естественно, возможности не было, но отчетливо было видно, как заряд влетел в помещение сквозь окно. Должно быть, там уже была поднята тревога, но выйти из дверей никто не успел. Полыхнуло пламенем, кажется, не только одновременно из всех окон, даже из тех, что не светились, но и из-под крыши, которая приподнялась над зданием и тут же осыпалась внутрь строения. А пламя все поднималось и поднималось, стремительное тугое пламя.
Зажегся свет и в окнах казармы, как раз тогда, когда лейтенант Никодимов, знаком позвав с собой пятерых бойцов, бегом туда направился. Но добежать они не успели. Дверь открылась, и из двери вывалился рядовой Соловьев. На руках он нес свою мать. Женщина была не тяжелой, но и сам Соловьев был парнем не крупным и передвигался не быстро.
— «Подствольники»! По окнам! Прямой наводкой, — скомандовал Никодимов находившимся за спиной бойцам.
Команда слегка запоздала, потому что выстрелы подствольных гранатометов раздались сразу же вслед за ней. Солдаты сами уже приготовились к такой атаке казармы. Жалко, что не было второго огнемета, иначе теперь, после того как Соловьев вынес мать, можно было бы и казарму сжечь вместе со всем отрядом Писателя.
— Помогите Соловьеву! Отнесите ее в ферму.
Откуда у солдат в руках появилось одеяло, лейтенант так и не понял, но его быстро растянули, переложили на него женщину, и четыре парня, взявшись за углы, быстро, почти бегом, понесли Валентину Ивановну в сторону.
— Что случилось? — спросил Никодимов у Соловьева, когда тот присел рядом с новым командиром взвода, передал ему «винторез» и хотел взять свой автомат. Но лейтенант сначала дал пару коротких очередей в окно, из которого уже начали отстреливаться, и только потом вернул оружие рядовому.
— Отходим! — прозвучала общая команда.
А за ней повторно прозвучал вопрос:
— Что там случилось?
Рядовой стал отвечать, прерывая фразы автоматными очередями. И оттого рассказ его получился рваным.
— К маме двое бандитов ломились, — заговорил он. — Дверь вскрывали. Она изнутри дверь держала. Я вовремя подоспел. И застрелил их. Из «винтореза». Оказалось, третий за топором в сторону отходил. Он меня увидел. За автоматом побежал. Я с этих, с убитых, гранаты снял, внутрь казармы забросил. А там уже тревога поднялась. Потом мама вышла, и в нее кто-то очередь дал. Две пули попали. Я третью гранату швырнул и, пока не стреляли, маму к двери оттащил. А потом снова стали стрелять и мне не давали выйти. Пришлось отстреливаться и выбираться ползком. Хорошо, там коридор с углом. За ним я уже спрятался. И вышел.