– Да. Но вместо того, чтобы перенять у них их трудолюбие, общность, справедливость, мы будем орать на каждом углу, что во всех наших бедах виноваты проклятые хачики. А ты, Каширин, задай себе вопрос – кто будет торговать на рынках, если не будет их? С трудом верю, что русские. Во всяком случае, сейчас. Это же многовековая традиция, да и климат… Тебе западло – обойдемся без лимонов-апельсинов и курток как-нибудь, только бы их не было, проклятых. Это нормально? Да они просто заполняют пустующие ниши в нашем обществе, и не более того! Они что, тебе реально мешают жить? Хватит, в конце концов, отождествлять всех черных с террористами – детский сад какой-то! Да у нас не меньше таких отморозков, будь уверен.
– Да?! А что прикажете делать? – повернулся Каширин вполоборота. – Демократия… Бардак это все – вот как называется. А кто защищать государство будет – власть? Как бы не так! Ни для кого не секрет, что основная продукция торговли кавказцев – наркота. Власти знают об этом! Мер – никаких. Может, прикормлены? Надо всю эту публику выпроводить в свои теперь независимые республики и «попросить» не приезжать в Россию. Когда они получили независимость, то русских резали и выбрасывали из окон без стеснения. Поставить железный кордон на границе – и все!
– Я вот тебя слушаю – это ж полный бред! – возмутился Локис. – Такое впечатление, что передо мной не старшина Российской армии, а пьяный отморозок какой-то.
– Что? Ты мне поговори еще! – Старшина был полностью уверен в своих словах, и возражения приводили его в еще большее негодование.
– А как же факты? – вмешался Онищенко, которому тоже хотелось высказаться по теме дискуссии.
– Какие еще факты? – пренебрежительно фыркнул Каширин. – Что ты мне можешь сказать? – Старшина скроил физиономию, говорящую, что переубедить его вряд ли что-то могло.
– Да хотя бы то, что христианство Армения в качестве государственной религии приняла раньше, чем, скажем, Рим, – напомнил куда более образованный Онищенко.
– Как это? – Старшина при всей своей твердолобости был заметно удивлен.
– Вот так. Несколько лет назад отмечался юбилей, – сообщил Онищенко. – Это случилось еще в триста первом году, при царе Тиридате. Армения первая в мире приняла христианство в качестве государственной религии и на протяжении всех последующих тысячи семисот лет не изменила христианской вере.
– Ну и что? – вернулся к своему скептицизму Каширин. – Какая разница? Мне плевать, кто там что принял и когда. Дело же не в этом. Главное, что за люди здесь живут.
– А чем тебе люди не нравятся? – резонно поинтересовался Локис. – Простые люди живут по совести: трудятся, виноград выращивают, хотят жить нормально, спокойно, так, как они заслужили.
– Это ведь политики войны начинают, – произнес Онищенко, – а народ…
– Знаю я прекрасно этот народ! – горячился старшина. – Статистику почитай в газете: две трети всех преступлений в Москве приходится на гастролеров с Кавказа и из Азии. Если бы их не было… Вот вы что-нибудь слышали о русских преступлениях в бывших республиках СССР? Зато у нас сплошное засилье «интервентов». А все потому, что нас всегда воспитывали в духе этого долбаного интернационализма. Вот и вы…
– Тихо! – оборвал «научный» диспут сержант. – Какое-то движение в руинах.
Каширину хотелось еще много чего высказать по поводу тех, кто мешает ему жить, но пришлось прекратить редкое для него словоизлияние. Все замолчали, обратив взоры к остаткам церкви. Локис припал к прибору ночного видения, пытаясь разглядеть, что там происходит.
– Говорил я, Онищенко, что там он остался! – торжествующе прошипел Каширин. – А ты тут впаривал про подземные ходы. Эта крыса на поверхность и вылезла. Куда же ей деваться? Как раз к нам в руки. Теперь-то я его не выпущу.
Тем временем Локис разглядывал противника. К сожалению, понять, кто же там, было пока невозможно – мешали руины. Определенно было одно – человек вооружен: оружие сержант разглядел.
– Ну, вот и все, мочить его будем, – старшина был настроен кардинально, и никто не мог теперь сбить его с толку, – это его последние шаги по земле.
– Да погоди ты, не спеши, – попробовал урезонить его Онищенко, – надо рассмотреть, что это за тип.
– Вот когда голову прострелю, тогда и определим, – мрачно отозвался Каширин. – А то, как я посмотрю, если его не зафиксировать на месте, то беды от него не оберешься. А так – чего его особо рассматривать? Бандит, он и есть бандит. Наверняка народу положил не один десяток.
Он вскинул автомат, готовясь поразить «эту крысу». У Локиса также не имелось особых причин для сентиментального подхода, но вдруг в последний момент он разглядел, что среди руин совсем не взрослый мужчина, а подросток.
Времени на лишние объяснения не было, да и, зная старшину, было понятно, что тот вряд ли захотел бы изменить свое решение в любом случае. Единственное, что успел сделать Локис, – это ударить снизу по стволу автомата Каширина. Это произошло в последнее мгновение, когда можно еще было хоть что-то предпринять. Каширин нажал на спусковой крючок, и выстрел ушел в воздух.
– Твою мать! – завопил старшина, пораженный подлянкой, которую ему уже во второй раз организовал Локис.
– Надо не дать ему уйти! – закричал Онищенко, бросаясь наперерез.
Роберт уже отдалился от церкви и в такой ситуации предпочел не рисковать. Он что было духу кинулся бежать в противоположную сторону. Десантники – за ним. Три фонаря миротворцев выписывали ломаные фигуры, сотрясаясь в процессе бега. К сожалению, дальше пошла на редкость пересеченная местность. Если на равнине пацана бы догнали непременно, то здесь ситуация изменилась. Провалы, изгибы, балки, огромные камни, деревья – все это ночью, в горах.
– Смотри, он повернул направо! – кричал старшина. – Беги выше, попробуй прижать его к обрыву.
Онищенко споткнулся и полетел на землю, неплохо приложившись коленом. Далее он бежал прихрамывая. Но остальные двое еще не теряли надежды. Пацан показался на пригорке и тут же исчез, словно провалился.
Локис ясно видел, что мальчуган прекрасно знает местность. По всему выходило, что, если его не удалось схватить в самом начале, теперь это сделать вряд ли удастся. И точно – после того, как десантники поднялись на пригорок, беглеца и след простыл.
– Ты видел, куда он подался? – тяжело дыша, спросил Каширин.
Старшина, по-волчьи скаля зубы, вытирал пот с разгоряченного лица.
– Все, глухой номер, – безнадежно махнул рукой сержант. – Теперь его не найдешь. То же самое, что иголку в стоге сена.
– Он же здесь любую тропинку знает, – послышался позади голос отставшего Онищенко, – так что ночью мы его никак уже не отыщем. Я там глянул – начинаются пещеры, в которых черт ногу сломит, это точно.
Каширин даже застонал от ярости. Все было на мази. Первой же пулей он свалил бы этого стрелка, если бы…
– Ну вот! Вот чего вы достигли оба! Какого черта ты меня под руку толкнул? – Он злобно сверкал глазами, уставившись на сержанта. – Я же говорил, валить его надо было.