Ряба стрелял из винтовки в ту сторону, но не по танку, как вначале показалось Демьяну. Когда он подбежал к Рябе и плюхнулся возле бойца, то увидел нескольких немцев, которых раньше закрывали крайние деревья. Они бежали группой, человек семь, от леса вслед за танком.
Впереди двое, закинув автоматы за спины, ухватив под мышки, тащили третьего. Его ноги волочились по земле. Бежавшие следом то и дело разворачивались и, припав на одно колено или оставаясь в полный рост, давали в сторону леса торопливые очереди.
Демьян, с ходу едва прицелившись в группу с раненым, нажал на спусковой крючок. Автомат вздрогнул, и эта дрожь в доли секунды будто передалась фашисту, волочившему раненого с левой стороны. Он будто уперся в невидимую стену. Немца отшатнуло назад, и он упал на спину, увлекая за собой остальных.
Единственный из тройки, устоявший на ногах, попытался поднять повалившихся – одного, потом второго. Когда у него ничего не вышло, он что-то истошно закричал, но крик его перекрыл гулкий стук танкового пулемета, который без пауз продолжал посылать в сторону леса длинные очереди прямо поверх голов отступавших автоматчиков.
Еще одна «пантера» удалялась по полю слева, от леса в сторону колхоза. Возле опушки, по траектории ее движения, горела «семидесятка». Гвоздев заметил ее только сейчас, сразу сообразив, что это танк Ремезова. Значит, не успели танкисты завершить свой отчаянный маневр по полю. Отвлекли на себя внимание фашистов, выручили товарищей, а сами поплатились. А может, спаслись, успели выбраться или горят сейчас в своей машине, ставшей для них бронированным гробом?
«Пантера» на левом фланге отступала в одиночку, без автоматчиков, и ее экипаж вел огонь из курсового и башенного пулеметов куда-то в сторону подбитой «семидесятки».
Оттуда, из-под самых гусениц в сторону «пантеры» отвечал пулемет. Судя по характерному стуку, бил «дегтярев». Кто вел стрельбу, видно не было, но у Гвоздева появилась надежда, что это кто-то из танкистов. Значит, не только успели выбраться сами, но сняли и вытащили спаренного «дегтяря».
Сквозь шум стрельбы послышались голоса. Кричали по-русски, но до Гвоздева долетали только обрывки слов и слоги. Один из пулеметов «пантеры» умолк, и тут же со стороны подбитого Т-70 в сторону немецкой машины полетела граната. Кувыркающийся в воздухе цилиндр с рукояткой был хорошо виден издали. Только в следующую секунду Демьян увидел фигуру бросившего.
Боец в шлемофоне и черном комбинезоне припал на колено за дымящейся броней «семидесятки», выглядывая из-за корпуса машины. Вот от опушки в его сторону побежали, пригнувшись, еще двое. Один держал в руках противотанковое ружье. По гримасе, застывшей на его лице, было видно, как тяжело ему тащить тяжелое ПТР. Бежавший следом держал за рукояти ящички для крупнокалиберных патронов для противотанкового ружья.
Бросок метнувшего гранату танкиста получился точным, но большого результата не достиг. РГД-33 звонко ударилась в наклонную бронированную плиту, прикрывающую корпус спереди, но не разорвалась. Время срабатывания взрывателя у эти гранат достигало трех-четырех секунд.
Цилиндр скатился по металлу на землю и только тут вспучился невысоким, но раздавшимся вширь фонтаном из пылевой взвеси и дыма. Комья земли и осколки обдали морду «пантеры». Красный факелок курсового пулемета, мигавший из отверстия в левой стороне плиты, на несколько секунд погас.
В этот момент расчет ПТР уже успел залечь на противоположной от танкиста с пулеметом стороне. Подбитая, чадящая дымом машина послужила для бойцов надежным укрытием. Раздался громкий хлопок, и тут же маленькое облачко образовалось в нижней части морды «пантеры», которое, рассеявшись, оставило на бронеплите небольшую вмятину. Крупнокалиберная пуля, выпущенная из противотанкового ружья, угодила в самую прочную деталь немецкого танка.
Гвоздеву был хорошо виден результат выстрела. В лоб пытаться пробить «пантеру» из противотанкового ружья было бесполезно. По ходовой надо было бить или пытаться зайти сбоку. Вот борта у этой фашистской «кошки» были не в пример слабее, вполне по зубам бронебойному 14-миллиметровому патрону.
Пэтээровцы словно читали мысли Демьяна. Расчет уже успел перезарядить ружье. Второй хлопок перекрыл стук пулеметной очереди, которую танкист по диагонали посылал на правый фланг, накрывая группу отступавших фашистов. Они теперь уже не пытались отстреливаться, а бежали, не оборачиваясь, пытаясь обогнать пятившийся задом танк и спрятаться за его габаритами.
– А ну, Ряба, добавим им перцу под хвост… – проговорил Демьян, совмещая прицельную планку и мушку на конце ствола своего трофея с черными фигурками в поле.
Вдогонку бежавшим теперь вели огонь сразу с трех позиций, разнесенных по линии опушки. Наискось от дымящейся «семидесятки», почти через все поле строчил пулемет Дегтярева, работал затвором, посылая выстрел за выстрелом, Ряба из своей винтовки, и короткими очередями сухо кашлял пистолет-пулемет Гвоздева, а с правого фланга вели стрельбу сразу несколько винтовок и автоматов.
И хотя немцев уже отделяло от опушки метров триста, пули разили их одного за другим. Сначала скосило отставших. Они бежали в такой панике, что загораживали сектор стрельбы из пулеметов своему же танковому экипажу. Отступавшие в первых рядах успели обежать пятившийся в сторону колхоза танк, но тут их настигли пулеметные очереди, выпущенные с левого фланга.
Беспокойство Демьяна вызывало отсутствие танков из дозора Панкратова. Был виден один только догорающий корпус танка экипажа Ремизова. «Пантера» на левом фланге только что всадила в него еще один снаряд. Фашистский экипаж словно вымещал бессильную злобу, расстреливая беспомощную, обездвиженную машину.
От мощного взрыва «семидесятку» подбросило правым, повернутым к полю боком, причем так высоко, что она едва не стала ребром, с тяжким гулом опустившись ходовой частью обратно на землю.
Взрыв заглушил шум стрельбы, которую вели укрывшиеся за «семидесяткой». Прошли секунды, но пулемет молчал. Не слышно было противотанкового ружья. Броня приняла на себя страшный удар 75-миллиметрового снаряда, но почему молчат укрывшиеся за танком бойцы? С левого фланга донеслось «та-та-та», но этот пулеметный кашель, казалось, раздавался со стороны опушки.
Демьяна опять захлестнула неудержимая лихорадка боя. Так всегда происходило с ним в те мгновения, когда он стрелял по врагу. Мысль о танкистах вдруг, мелькнув, озарила эту круговерть в сознании. А что с остальными? Что со старшим лейтенантом Панкратовым и его экипажем? Где танкисты Лебедев и Мурлыкин?
Из сосняка выбрались только две вражеских машины. А где третья? Осталась в лесу, и теперь ее догорающий остов чадит вовсю, разнося по лесу ядовитый горький дым? Не так-то просто сокрушить эту сволочную чуду-юду, изрыгающую смерть и огонь направо и налево.
В Демьяне вдруг всколыхнулись ощущения тех мгновений, которые он провел на броне «пантеры». Горячий, грохочущий, лязгающий металл, который ворочается и раскачивается во все стороны, будто непробиваемая шкура разъяренного чудовища, покрытая панцирными щитками-наростами, от которой в ноздри разит прогорклой вонью отработанного бензина. Какой безумец вздумал взобраться на эту чудовищную холку и топтать ее своими грязными ботинками?