Атлантический океан, залив Мэн; борт крейсерской атомной подводной лодки «Барракуда». Сентябрь 1984 года
На борту современного подводного атомохода было непривычно тихо. Перед входом в акваторию залива Мэн командир лично прошел по отсекам и боевым постам, напоминая личному составу о необходимости соблюдать полную тишину. Вдоль всего побережья Соединенных Штатов располагались береговые гидроакустические станции с очень чувствительными гидрофонами, и данная мера не была лишней. Офицеры и мичманы перемещались по лодке, надев специальную обувь на войлочной подошве; меж собой общались шепотом; переборочными люками не грохали; мощность корабельной трансляции настроили на минимум.
Сняв левую ладонь со штурвала, боцман быстро вытер рукавом робы вспотевший лоб. Он восседал на «разножке» перед рядами круглых шкал глубиномеров, дифферентомеров, аксиомеров.
– Штурман, сколько под нами? – послышался напряженный голос командира.
– Пятьдесят метров, – доложил тот.
– Боцман, глубина двести.
– Понял, командир, глубина двести.
Плавно потянув штурвал на себя, боцман изменил дифферент корабля…
На ярко освещенном Центральном посту – сосредоточии органов управления жизненно важных систем субмарины – подводники несли вахту. Командир корабля восседал в кресле, за глаза именуемом «троном». В «конторке» за пультом громкой межотсечной связи сидел вахтенный офицер. На «сейфе живучести» обретался вахтенный механик. Боцман крутил «баранку», а штурман, как всегда, нависал в выгородке над прокладочным столом, подсвеченным выдвижной лампой.
Пока на ЦП было спокойно: мерно жужжал репитер гирокомпаса, изредка проходили доклады из отсеков, лодка приближалась самым малым ходом к назначенной точке…
– Заняли двести метров, – доложил боцман.
– Так держать.
Спустя пять минут штурман оторвался от карты.
– Подходим.
– Сколько осталось?
– Три кабельтовых.
Развернувшись, командир заглянул через его плечо в карту.
– Вот наше место, – подсказал штурман, обведя карандашом точку на проложенном маршруте. – Шестьдесят миль до Бостона и пятьдесят пять до Портленда.
– Хорошо. Механик, приготовиться.
– Есть приготовиться.
– Вахтенный, что у акустиков?
Связавшись с постом акустиков, вахтенный офицер доложил:
– Посторонних шумов не слышно.
– Носовому отсеку готовность номер один, – проговорил командир в микрофон трансляции.
– Есть готовность номер один, – отозвался динамик голосом командира БЧ-3.
Командир экипажа посмотрел на часы. До сброса последней торпеды оставалось не более десяти минут…
Москва; Кремль. Январь 1984 года
За полгода до старта сверхсекретной операции «Цунами» в Кремль был вызван первый заместитель главнокомандующего ВМФ адмирал флота Чернов. В кремлевском кабинете его ждали трое: Председатель Комитета государственной безопасности генерал армии Чебриков, министр обороны Маршал Советского Союза Устинов и один из членов Политбюро, курировавших вопросы обороны и безопасности.
– Догадываетесь, почему мы вызвали именно вас? – глянул на адмирала Устинов.
– Нет, – честно ответил тот.
– Главнокомандующий ВМФ Сергей Георгиевич Горшков скоро покидает свой пост и переходит в Группу Генеральных инспекторов Министерства обороны. Обязанности Главнокомандующего будете исполнять вы, Владимир Николаевич. Вам ясно?
– Так точно, товарищ маршал.
– Вот поэтому вы и приглашены в этот кабинет. Присаживайтесь. Разговор предстоит долгий…
Спустя пять часов Чернов возвращался в Главкомат. Сидя на заднем сиденье служебной «Чайки», он глядел в окно и в который раз мысленно прокручивал разговор в кремлевском кабинете.
Чувство радости и гордости, переполнявшее душу после слов Устинова о назначении на должность Главнокомандующего ВМФ, по мере дальнейшей беседы постепенно сменялось чувством озабоченности. Три облеченных властью собеседника поставили перед ним такую задачу, от которой замирало сердце. И чем ближе он подъезжал к Главкомату, тем сумрачнее становилось на душе, ведь теперь все наиважнейшие вопросы предстояло решать самому. Без подсказок сверху, без помощи и советов многоопытного Сергея Георгиевича Горшкова. Впрочем, советоваться с кем-либо по организации предстоящей операции под кодовым названием «Цунами» Чернову строго запретили.
Подрулив к парадному подъезду, «Чайка» плавно остановилась у гранитных ступеней крыльца. Поджидавший дежурный открыл дверцу, козырнул и шагнул в сторону. Поднявшись в свой кабинет, Чернов попросил адъютанта принести справочник атомных подводных лодок, состоящих на вооружении в ВМФ СССР. Когда журнал с цветными вклейками лег на зеленое сукно стола, он приказал не беспокоить его в течение часа и принялся листать страницы, вчитываясь в цифры тактико-технических данных каждого проекта…
Атлантический океан, залив Мэн; борт крейсерской атомной подводной лодки «Барракуда». Сентябрь 1984 года
Не отрывая взгляда от приборов, тридцатилетний мичман плавно ворочал штурвалом, выдерживая заданные командиром параметры хода.
– Штурман, сколько под нами? – спрашивал капитан первого ранга с интервалом в две-три минуты.
Континентальный шельф плавно поднимался, глубина уменьшалась с каждым пройденным кабельтовым.
– Тридцать пять, – доложил штурман. – До заданной точки один кабельтов.
– Боцман, скорость?
– Менее узла. Падает.
– Механик, машине стоп. Дифферент – ноль.
– Есть стоп машине, дифферент – ноль…
Еле слышимый гул электродвигателя экономичного хода стих. Несколько минут субмарина шла по инерции, затем зависла в двадцати метрах от песчаного дна.
Штурман опустил острие карандаша в центр обозначенного на карте круга. И, распрямив спину, выдохнул:
– Мы над точкой. Саргассово море, залив Мэн, глубина точки сброса – двести пятнадцать метров.
– Все верно, – прошептал капитан первого ранга и отдал очередной приказ: – Боцман, держать глубину и направление.
– Есть держать…
В ЦП вошел старший помощник и негромко спросил командира:
– Мне проконтролировать сброс?
– Займи мое место. Пойду сам поставлю последнюю точку.
По пути в носовой отсек командир еще раз бросил взгляд на часы. До сброса торпеды оставалось две минуты.