Закончив монолог, Горчаков уставился на меня в ожидании ответа.
Я же долго молчал, переваривая услышанное… Что я, собственно говоря, терял, соглашаясь принять участие в сложной операции? Чем я только не занимался на гражданке после увольнения из «Фрегата»! Ковырял грунт на одной из северных шахт. Подряжался доставать ценный груз с затонувшего судна. Бродил по сочинским пляжам с металлоискателем в поисках утерянных золотых украшений. Принимал участие в сомнительных состязаниях пловцов на далеком филиппинском острове для развлечения богатенькой публики… И, признаться, ни в чем не преуспел. Деньги зарабатывать получалось, но я постоянно рисковал жизнью и зачастую был на волосок от смерти. Так может быть, предложение бывшего шефа было неким шансом обрести себя? Заняться настоящим делом и вернуть уверенность в будущем? Да, с одной стороны, авантюра в чистом виде. Но с другой – старик не предлагал заниматься черт-те чем. Он предлагал ДЕЛО. То самое дело, которому я посвятил лучшие годы своей жизни и освоил на самом высоком профессиональном уровне.
– Ну так что, согласен стать главным участником операции «Цунами-2»? – поторопил он. И, устало улыбнувшись, добавил: – Я ведь прекрасно помню о том, что бывший командир «Фрегата» капитан первого ранга Черенков любит сложности. Поэтому и разыскивал тебя.
«Хитрая бестия, – подумал я про себя. – Так все вывернул, что теперь и не откажешься…»
Поморщившись, я махнул рукой:
– Ладно, уговорили.
– Вот это другой коленкор, – обрадовался старик и потянулся к бутылке.
Разговор в квартире шефа затянулся до поздней ночи. Я интересовался деталями будущего похода, ну а Горчаков, добившись моего согласия, сиял от удовольствия и посвящал меня в эти детали.
Расстались мы далеко за полночь. Вызвав свой служебный автомобиль, старик приказал водителю доставить меня к подъезду дома.
Прощаясь, я пожал ему руку и задал дежурный вопрос:
– Что дальше? Куда мне и когда прибыть?
– Как куда и когда?! – удивился он. – Разве я не сказал?
– Нет.
– Старею, – вздохнул он. И огорошил: – Завтра, Женя в одиннадцать утра ты должен быть на аэродроме Чкаловский.
– Обалдеть, – икнул я. – Хоть бы пару дней дали – привыкнуть к мысли, что я добровольно согласился стать «камикадзе».
– Не могу, дружище. Сам понимаешь: начальство торопит и настаивает на скорейшем старте. Так что времени – в обрез. Да, вещей много не бери – только самое необходимое. В оставшиеся два месяца до старта нужды ты ни в чем испытывать не будешь.
– Помню. В контракте об этом написано, – пробурчал я.
– Кстати, летим вместе! – шепнул Сергей Сергеевич, провожая меня до лифта.
Не знаю, то ли надеялся, что я обрадуюсь, то ли не хотел меня расслаблять. Во всяком случае, вид у него был как никогда бодрый. Я же всю дорогу до дома, а потом лежа в постели анализировал события прошедшего дня. И чем ближе часовая стрелка подползала к одиннадцати утра, тем настойчивее мне хотелось назвать себя «доверчивым кретином».
Атлантический океан; борт подводной лодки сверхмалого класса «Барракуда». Саргассово море; в сорока милях от побережья Флориды. Настоящее время
Господи, до чего же я не люблю процедуру выхода наружу через торпедный аппарат! Лежишь на спине внутри невероятно тесной трубы, похожей на холодную темную могилку, и считаешь минуты до обретения свободы. Плечи и коленки упираются в железо; кишка довольно длинная, но назад путь отрезан – крышка наглухо закрывается коллегами-подводниками, а к выходу из трубы лучше до поры не соваться. Внешняя «дверь», отделяющая тесную «могилку» от бескрайней морской пучины, откроется лишь после заполнения аппарата водой и выравнивания внутреннего и забортного давления. Щелчок клапана, и холодная водица постепенно заполняет замкнутое пространство. Ты в это время уже вдыхаешь воздух из баллонов ребризера, включаешь фонарь, прислушиваешься к шелесту мягко работающих механизмов…
В общем, покидать классическую подводную лодку через штатный торпедный аппарат неприятно и муторно. На малютке «Барракуде» выход в «открытый космос» предусмотрен через шлюзовую камеру, приваренную к прочному корпусу в виде обтекаемой рубки. Рубка построена по обычной схеме. В передней части расположен шлюз – титановая труба метрового диаметра с вертикальным трапом внутри; сверху круглый герметичный люк. В заднюю часть встроены механизмы выдвижных устройств: двух антенн, перископа и трубы для вентиляции отсеков. Между люком и выдвижными устройствами устроен небольшой отсек с аварийным буем. Все. Более никаких изысков.
В эту вертикальную кишку, торжественно именуемую «шлюзом», я и ползу, нагруженный своим скарбом из кучи дайверских прибамбасов. Не задраивая люка, прислоняюсь к титановой стенке и надеваю ласты. Вода в шлюз поступать не начнет, покуда крышка внутреннего люка не закрыта, поэтому торопиться некуда.
Готово. Плотно закрываю крышку, проворачиваю замковый механизм и, нащупав небольшой выступ из толстой резины, нажимаю кнопку включения клапана. Тот мягко открывается, в пространство шлюза начинает поступать вода. Вокруг кромешная тьма – на освещении в шлюзе инженеры явно сэкономили. Однако уровень прибывающей воды я контролирую по тому, как мои ноги ощущают холод.
В последний раз проверяю подвесную систему. Все в норме. Неторопливо пристраиваю на лице маску. Я и вправду не тороплюсь уткнуться носом в маску и открыть баллонный вентиль. Это всего лишь многолетняя привычка экономить то, от чего зависит жизнь на глубине. В данном случае я не хочу раньше времени расходовать дыхательную смесь, которой в баллонах не так уж много.
Уровень воды достигает пояса. Температура воды – девятнадцать градусов. Впрочем, на глубине трехсот метров ее не принято сравнивать с парным молоком. Она никогда таковой не бывает – все теплые течения стремятся к поверхности, вытесняя вниз более холодные. К слову, девятнадцать градусов – это не так уж холодно, однако я успел отвыкнуть от работы на глубине. Даже четыре занятия в тренировочном бассейне Североморска, где пришлось до автоматизма отрабатывать обезвреживание ядерных зарядов, не помогли восстановить невосприимчивость тела к относительно низким температурам.
Вода понемногу доходит до груди… Пора. Набрав в легкие воздуха, плотно прижимаю края резиновой окантовки маски и затягиваю ремни. Открываю вентиль, делаю резкий выдох. Смесь поступает нормально. Более того, после воздуха подлодки, насыщенного углекислым газом, гелиево-кислородной смесью дышится гораздо легче.
Вода достигает подбородка, обжигает холодом голову… Шелест пребывающей воды стихает. Шлюз заполнен. Жду щелчка фиксатора, управляемого компьютером из центрального поста, сигнализирующего об открытии дверцы. Щелчка нет. В томительном ожидании проходит около минуты. Наконец фиксатор срабатывает. Путь наружу свободен.
Я в «открытом космосе». Боже, наконец-то удалось вырваться из тесноты титанового гроба! Наконец-то вокруг необъятный простор!