В это время Вишняков закончил ставить задачу своим подчиненным.
Егор ничего не стал ему говорить о своих подозрениях и отправился на отдых, в специально отведенную для него комнату в гостевом крыле здания.
Он сбросил верхнюю одежду, принял душ, упал на двуспальную кровать, задумался.
Вот и наступают времена, когда ему вновь предстоит окунуться в то, чем все эти годы жил, — в боевую работу. Мог ли он остаться дома? Судя по тому, как развивались события по ходу словесной схватки с Вишняковым, то мог. И ушел бы, наверное, спокойно, и родителей не дал бы в трату. Остался бы свободным! А дальше что? Опять протухшая квартира? Опять одиночество! Или идти к Нине? Она любит его, примет с радостью, обласкает, окружит вниманием и теплом, но он-то не любит ее. И что, играть вот так в счастливую пару? Не получится у него так, сорвется, запьет и себе, и хорошему человеку жизнь сломает! Имеет ли он на это право? Нет! Вот и получается, что нет у него будущего, жизнь сломалась вместе с приказом об увольнении. Так почему в конце не тряхнуть стариной, не окунуться в родную стихию войны, а там, может, и девушку спасти? Удавались же подобные операции двадцать лет назад? И потом, образ молодой женщины, Вики, Виктории — какое красивое и сладкое имя, не давал покоя Егору Астафьеву. Непонятное тепло разлилось в его груди, когда он только увидел ее снимок, тот, на котором она была одна, и чувство, похожее на обиду, когда на втором снимке она стояла рядом с бездушным Хованским. Одно успокаивало и возвращало тепло — это ее глаза, печальные глаза невесты.
Егор попытался отогнать мысли о Вике, но стремление добраться до нее все более крепло в нем, и сейчас он пошел бы за ней безо всяких условий, платы, сам, добровольно, безо всякой надежды на возвращение. Да, Астафьев, а ты еще юноша в душе, рыцарь печального образа, такой же, как и двадцать лет назад, когда старшим лейтенантом пришел в «Вепрь», командиром группы, рвущимся в бой, словно там тебя ждало что-то необычное, опасное, но такое привлекательное! Ты и остался таким, пройдя почти всю войну, став командиром отряда спецназа. А затем и на «гражданке» в пьяных, рваных снах часто видел себя молодым и счастливым рядом с красивой женщиной, которую ты обязательно в кровавой схватке вырвал из лап бандитов. Может, один из этих снов оказался вещим? С одной оговоркой, что Вика твоей никогда не будет, стар ты для нее, бывший лихой офицер!
Под эти размышления Егор уснул. И это было кстати — отдых был ему просто необходим.
Вечером его разбудил сам Вишняков:
— Вставай, гладиатор, а то ночью что будешь делать?
— Ты за меня не волнуйся, найду занятие, например, Карельскому морду набить! Чем не занятие? И растянуть его можно по времени хоть до утра.
— Нет, ты достал меня с этим Карельским!
— Свое он еще получит.
— Ну и черт с ним. Слушай внимательно: документы все готовы, джип тоже, утром в пять начальник службы охраны передаст тебе деньги, и ты можешь отправляться. — Вишняков положил на прикроватную тумбочку тонкую кожаную папку. — Здесь все, проверь. Еще мои люди подобрали тебе кое-какую одежду, не поедешь же ты в спортивном костюме?
— С трупов сняли прикид-то?
— Ты что, Астафьев? Тьфу, — сплюнул он. — С трупов никогда ничего не снимали, запомни это!
— Так в цепях и при «болтах» хоронили?
— «Рыжье» не в счет.
— Так где одежда?
— Чуть позже принесут, часам к восьми, придет портной, примеришь. Все, что надо, он исправит.
— И стоило из-за этого меня будить? Только сон оборвал, ты даже здесь паскудничаешь, Вишняков!
— Надо еще определиться, как будешь уходить.
— Вот после портного и определимся. Ты кому из своих людей больше всего доверяешь?
— Рудакову Сергею, он мой брат, пусть и троюродный.
— Вот и прихвати его с собой.
— Тогда до встречи?
— Давай!
Вечером, после того как одежда Астафьева была приведена в порядок, Вишняков, Егор и приглашенный Рудаков вкратце отработали схему ухода Астафьева из Москвы. Немного поговорили и разошлись. У себя в кабинете, где босса ждал Карельский, Вишняков спросил:
— Джип пометили?
— Как вы и приказывали, шеф.
— Кто пойдет за джипом?
— Самые проверенные: Граф, Ганс и Крюк.
— Предупреди, чтобы были аккуратны, только слежение, никаких враждебных действий. Мне надо, чтобы этот спецназовец как можно быстрее достиг Чечни.
— Я так и проинструктировал Графа, — не моргнув, солгал Карельский.
На самом деле задача, которую он поставил своим личным подчиненным, кардинальным образом отличалась от того, что требовал босс. Но у каждого своя игра!
В шесть утра джип с Сергеем Рудаковым за рулем и Егором Астафьевым на месте пассажира выехал из усадьбы Вишнякова. Из окна больничной палаты домашнего лазарета Хованский проследил, как машина скрылась в лесном массиве, подошел к двери. Выглянул в коридор. В это время там никого не было. Достал аппарат спутниковой связи, вызвал далекого абонента.
Тот ответил, не называя, как всегда, себя:
— Слушаю.
— Хованский на связи.
— Какие новости?
— К вам отправлен человек для освобождения Виктории, профессионал очень высокого уровня.
— Твой Вишняков совсем спятил? Он же, сука, обещал заплатить!
— Я передаю только то, что знаю. Мало того, в его задачу входит и ваше уничтожение!
— Тварь! Мразь! Чужого отдать не хочет! Ну, сука, Вишняков!
— Что вы сказали?
— Это тебя не касается, ко мне есть еще что-нибудь?
— Пока нет!
— Ну ладно, пес смердящий! Это я не тебе, Эдуард. Связывайся с Карельским, теперь вы будете работать непосредственно в паре.
— С Карельским? Он что, в курсе всего происходящего?
— С самого начала и давно знает Абдуллу. Карельский и организует устранение «профи» по дороге на Ростов, а вы вместе начинайте подготовку ликвидации самого Вишнякова.
— Извините, вопрос можно?
— Спрашивай.
— Почему я ничего не знал о Карельском?
— А зачем? Настало время — узнал.
— Я поговорю с ним.
— Это твое дело, теперь вы работаете в единой связке. Все! Конец связи.
— Подождите… С Вики нужно выбить завещание на меня, а оно должно, по желанию Вишнякова, быть составлено в столице. Завещание на все! Иначе мы ничего не получим, как ничего не получит и она сама, не составив этот проклятый документ!
— Это не твоя забота. Работай! Конец связи.