Вторая группа вернулась спустя час. Кроме двоих десантников и партизана-связного, с ними были девушка и мальчик-подросток.
Все пятеро без сил свалились на хвою и долго не могли отдышаться. Федор с любопытством разглядывал девушку. Было ей лет девятнадцать. Небольшого роста, рыжеволосая, она поймала взгляд лейтенанта, усмехнулась:
– Чего уставился?
– Давно таких рыжих и красивых не видал.
– Ну-ну, любуйся.
– Командир, ты же у нас тоже рыжий, только посветлее, – засмеялся Павел Чередник. – Ну, чем не пара?
– Ага, сплошные женихи, – фыркнула девушка.
– Иван, ты чего посторонних привел? – спросил Морозов у старшего разведгруппы, Ивана Михина.
Тот жадно смолил цигарку, ощупывая ногу.
– Подвернул, пока бежали. Крюк сделали, километров пятнадцать. А это Катя и братишка ее, мой тезка. Нельзя их было оставлять. Оба давно с партизанами связаны, а там такая каша заварилась, что могли и до них добраться. Хутор, самый ближний к базе, где наших ребят побили. Вот и шерстят всех. Катька сейчас расскажет, что там произошло.
Девушка посмотрела на Морозова. Он, не выдержав, отвел взгляд. У девушки были красиво очерченные губы и темные хохлацкие глаза. Красивая девка и цену себе знает. Ждет, чтобы лейтенант сам ее попросил.
– Ну, говори, что ли, – нарушил короткое молчание Федор и закашлялся. В горле перехватило.
Катя заговорила, глядя то на Морозова, то на Чередника.
Полицаи, которых в хуторе насчитывалось человек двадцать пять, вычислили базу по дыму из печки. Десантники варили еду и подтапливали землянки только ночью. Старшина Золотарь, хоть и осторожный мужик, недосмотрел. Одна из печек на рассвете еще дымила.
Начальник полиции, мужик разворотливый и жесткий, решил отличиться и провел операцию сам, без участия немцев. Часового сняли ударом ножа и на рассвете окружили землянки. На предложение сдаться десантники ответили огнем и попытались прорваться. Начальник полиции кричал:
– По ногам бейте! Они живые нужны.
Но Золотарь со своим отделением шел напролом, убили двоих полицаев, кого-то ранили. В завязавшемся бою двоих десантников взяли живыми (оба были ранены), остальные погибли. Сумел прорваться лишь старшина.
– Пленных в полицейский участок привезли, – рассказывала Катя. – Затем немцы понаехали, хутор оцепили, никого не выпускали. Стали хватать мужиков, допытываться. Из ваших один сильно был ранен, наверное, помер. А второго били, слышно было, как кричал.
Катя подробно пересказала, что происходило на хуторе. Запнувшись, неожиданно спросила:
– Что вы на меня так смотрите, товарищ лейтенант? Куртку о ветки порвала, а кроме резиновых сапог, в лесу никакая обувь сейчас не годится.
Она поправила рыжие волосы, заплетенные в небольшую косу. Иван Михин на правах старого знакомого засмеялся:
– Понравилась ты, Катя, нашему лейтенанту, вот и смотрит.
– Мало ли я кому нравлюсь…
Эти слова были сказаны с долей женского кокетства, наверное, совсем не нужного сейчас. Но жизнь берет свое даже на войне. Морозов, не зная, что ответить, неожиданно сказал:
– Меня Федором зовут. Это взводный командир Николай Шорник. А это наш снайпер Павел Чередник.
– Меня забыли, – влез Бондарь. – Лейтенант Леонид Бондарь. Неженатый, между прочим.
Морозову не понравилось, что возле девушки собралась целая толпа. Приказал всем разойтись по своим местам.
– Строгий вы, товарищ Федор! А ваше место где? – улыбалась Катя.
– Впереди.
– Ну и я рядом побуду. Не возражаете?
– Нет, не возражаю.
– Может, в свой отряд санитаркой возьмете?
– У меня рота, а не отряд. Возьму, если комбат будет не против.
Ждали третью разведгруппу. Время перевалило за полдень. Дождь прекратился, лишь порывами налетал холодный ветер, срывая листья с деревьев.
Сумели ребята выдержать допрос или нет? Гадать было бесполезно.
Между тем один из захваченных в плен десантников умер от ран. Второй, молодой боец, не выдержав побоев, согласился показать путь к месту дислокации батальона.
Сломленный болью и страхом, он вел штурмовой взвод СС и группу полицаев. Одновременно развертывались охранные части, моторизованный батальон, полицейские отряды и другие силы, чтобы перекрыть пути возможного отхода батальона Орлова.
Через какое-то время пленный десантник пришел в себя. Сейчас он думал только об одном: как выйти из этой ситуации. Раза два парень в отчаянии пытался вырваться и убежать. Это выглядело по-детски неумело. Его приводили в чувство несколькими затрещинами и даже заставили выпить немного рома.
– Приди в себя. Ты спасаешь свою жизнь.
– Она мне не нужна!
– Не дури.
Один из полицаев слегка сжал перебинтованную кисть руки, из пальцев которой вырвали ногти.
– Хочешь повторения…
Парень не хотел повторения, но и боль его уже не пугала, как не пугала и собственная смерть. Он перешагнул через какой-то порог и лихорадочно перебирал варианты, что можно сделать. Выхватить из-за пояса ближнего немца гранату и взорваться. Он не успеет открутить своими искалеченными пальцами колпачок и выдернуть запальный шнур.
Десантник затравленно озирался по сторонам. Его слегка подталкивали в спину и даже успокаивали:
– Не нервничай, скоро все кончится. Выпьешь, отоспишься…
Взгляд парня вдруг упал на полосу нескошенной травы. Там было небольшое минное поле, сохранившееся еще с сорок первого года. Батальонные саперы выдернули указатели, прикрыв один из подходов к базе.
Мины были старые, двухлетней давности. Деревянные корпуса, наверное, сгнили, однако смертоносная начинка сохранилась. Он невольно сделал шаг-другой в сторону поля. Полицай придержал его за плечо:
– Бери правее. Здесь могут быть мины.
– Ничего… там ничего нет.
Он бормотал что-то еще, готовясь к рывку, одновременно послушно шагая вправо. Затем бросился всем телом, сумев выдернуть кусок бечевки из рук крепкого немецкого унтер-офицера. Парню не связали искалеченные руки с перебитыми пальцами, он бы ничего ими не смог сделать. Но бег на последнем дыхании дался ему легко.
Кто-то с запозданием погнался вслед. Полицай передергивал затвор винтовки, но стрелять было категорически запрещено. Унтер-офицер и еще двое уже догоняли парня, но он выкрикнул:
– Мины… мины!
Это дало ему нужные секунды, чтобы достичь нескошенной полосы уже полегшей, побитой первыми заморозками травы. Он даже разглядел осевшую ямку, куда два года назад наши саперы прятали одну из противопехотных мин.