Два или три раза в неделю они ужинали с Емельяновичем, а после долго пили кофе на террасе.
Хасан учил русские слова и пытался понять, что скрывает и что хочет от него офицер. Беседы текли неторопливо, паузы бывали большими, тогда, казалось, каждый думал о своем. Вопросы веры в разговорах не затрагивали, бороться с исламом никто не предлагал. Договаривались о том, как будут держать связь, что может интересовать русских и сколько это будет стоить. Временами просто молчали.
С самых первых встреч на террасе русский, иногда, просил добавить ему в чашку горячий кофе на арабском. Хасан младше по возрасту, ничего позорного здесь нет и он с уважением делал это. Потом Емельянович стал обращаться с этой просьбой на русском. Через месяц Хасан уже мог определить желание собеседника без слов: по жесту или взгляду, даже когда кофейника на низком столике не было. Еще через месяц наступило такое время, что просьбы русского араб стал понимать, казалось, мысленно. Позже они стали играть в игру — угадай желание. Офицер прятал что-нибудь сначала среди диванных подушек, а потом и в лесу, а Хасан должен был понять что именно и найти тайник. Теперь им уже не нужно договариваться и назначать следующую встречу. Хасан просыпался утром и знал, ждет его сегодня вечером на террасе Емельянович или нет. Прошла еще неделя, и араб обнаружил, что знает, когда они встретятся за кальяном на террасе в последний раз.
Именно в этот вечер Емельянович принес с собой не новый ливийский паспорт с фотографией Хасана. Даже имя оставалось прежним, но все остальное стало другим. Русский приготовил ему в подарок еще и толстую пачку наличных. Со своей стороны араб нарочно коряво подписал какую-то бумагу на непонятном ему кяфирском языке и на следующее утро покинул лагерь.
После его возвращения в Ливию нечасто, но продолжало происходить это необычное общение — проснувшись утром, Хасан знал: Емельянович приготовил для него деньги. Иногда можно догадаться, за что тот готов заплатить. Иногда нет, тогда нужно выйти на связь. Вскоре Хасан перестал удивляться и стал выполнять просьбы Емельяновича без лишних вопросов: русские платили в любой валюте.
Задание установить контакт с Наташей-Оксаной и половину оговоренной суммы в ливийских фунтах он получил от незнакомца по дороге на те самые несостоявшиеся похороны. Неверная любила пить водку, и Хасан лично шесть месяцев подряд, каждый понедельник, доставлял ей две бутылки контрабандного «Абсолюта». Переезжая в другую спальню, а очень может быть и в кровать Самого, Наташа-Оксана испугалась, что у нее найдут строго запрещенный личный фотоаппарат. Тогда он подарил ей на прощанье еще две бутылки и получил цифровую камеру тоже как бы в подарок. Никаких картинок на карте памяти аппарата не оказалось — женщина наверняка их стерла. Странно, но за пустышку русские хорошо заплатили.
Хасан отдал бы полжизни, чтобы провести ночь с такой роскошной Наташей. Ее бедра напоминали большие куски свежезамешанного теста. Еще перед тем как пекарь разделит его на части, раскатает и сунет в горячую печь. Но о знойной ночи тогда и мечтать было нельзя — женщина из окружения Самого. Но если на пути попадется еще одна такая блондинка, придется совершить тяжкий грех. И неважно, сколько при этом пострадает неверных.
Глубокая живительная затяжка позволила освободиться от грешных мыслей. Дымок со сладким запахом набирал влагу в кальяне и шел особенно хорошо. Грехом будет не попробовать снять с русских в два раза больше денег, чем они рассчитывают. За время войны против Каддафи цены на все выросли. На счету в одном заграничном банке удалось накопить немалую сумму, но пусть раскошеливаются.
Сейчас в трех бумажных пакетах товара минимум в пять раз больше, чем раньше удавалось достать. За такие деньги можно купить шесть наложниц или четырех жен. Или денег наконец-то хватит, чтобы спокойно уехать к своим, в Тунис. А там купить дом на самом берегу моря. Главное, не позволить застать себя врасплох, как в тот раз. Недаром почти как новая, тяжелая, словно набитая золотом, пластиковая коробочка срятана не в бумажных пакетах для передачи, а здесь, за широким поясом.
Тогда агент Рембрандт чуть не провалил задание. Хасан должен был, держа Наташин фотоаппарат на виду, прогуляться по одному из оживленных районов Триполи. На вечерней набережной аппарат нужно было передать человеку, который обратится к нему с вопросом-паролем, который придумали русские. Хасан вышел на прогулку, но положил розовый, явно женский, аппарат в небольшую холщовую сумку. Иначе можно привлечь недобрые взгляды.
Почти час Хасан ходил по торговой улице, останавливаясь, словно разглядывая ювелирные изделия, выставленные за толстыми стеклами витрин. Оказалось, опасения не напрасны: он только один раз вытащил камеру из сумки, но через минуту опять спрятал, заметив, что прохожие и особенно охранники ближайшего магазина обращают на него пристальное внимание.
На залитой ярким электрическим светом набережной полным полно народу: кяфиров в светлых штанах, спешащих военных в форме, каких-то индийцев в чалмах. Хасан в темном запыленном бурнусе топтался на месте, словно не зная, куда ему дальше идти. Обжигая, на голову капнуло холодной водой из торчащей над улицей трубки кондиционера. Араб начал злиться, стало жарко, пришлось на виду у всех вытирать воду и пот со лба не совсем чистым платком. Казалось, полицейский на углу, постукивая бамбуковой дубинкой по начищенным черным ботинкам, смотрит только на него.
Настырным сверчком в голове трещала единственная мысль: «Пора убираться с этой проклятой набережной». Не оглядываясь, Хасан куда-то зашагал и через минуту торопливо свернул в первый попавшийся темный проулок.
Араб явно нервничал и покидал место условленной встречи. В этой ситуации ничего не оставалось, как изъять агента Рембрандта прямо на улице, поместить в автомобиль и получить нужный предмет. Розовая фотокамера попала по адресу в полном порядке, но к арабу пришлось применить силовые методы воздействия — Хасану запомнился русский парень с раскосыми глазами, который уложил его лицом вниз на заднее сидение белой «Камри».
Капитан Ершов Сергей Николаевич, диверсант, двадцать шесть лет, крепкий, выше среднего роста, с открытым лицом и татарским разрезом глаз, доставшимся от деда, почти блондин со стрижкой ежик, начал доклад Новикову: «Прибыл в Ваше распоряжение согласно…», но адмирал только махнул рукой и протянул Ершову папку с грифом «Секретно». В кабинете за дубовым рабочим столом в адмиральском кожаном кресле работал с документами полковник Белов. Емельяныч — в очках для чтения — это уже серьезно. Судя по по всему задание будет не из простых.
Сергей в четвертый раз внимательно изучал мелкомасштабную карту глубин одной из неприметных бухт на ливийском побережье Средиземного моря. Под надзором командиров надо просидеть над материалами минимум час. Хотя задание, ситуацию, план он прочел и запомнил минут за десять. Хорошо, что не затеяли выход через торпедный аппарат подлодки. На водомете с ребятами подойдем к самой бухте. А там агент Рембрандт вообще старый знакомый, но как бы чего не учудил. Вспыльчивый, склонный к непродуманным действиям, но смелый и до сих пор не подводивший араб должен оставить материалы в условленном месте.