Я ложусь на спину и смотрю на струганные доски над головой, пытаясь избавиться от провоцирующего видения гибкого девичьего тела.
— Сам не знаю.
— Но ведь ты и Дэна так же! А я не верила.
— Может они сами съехали в кювет?
— Ну да, скажешь! Чтобы два здоровых лба разом отрубились. Что ты сделал?
— Толком не помню. Хотел, чтобы они застыли. А потом голова сильно болела.
— Надо вспомнить. Это прикольно! — Марина вскакивает и дергает меня за рукав. — Давай тренироваться! Попробуй меня парализовать.
Я поворачиваю взгляд. О, боже! Если до этого доски не смогли завладеть моим вниманием, то сейчас даже яркая молния не отвлекла бы меня от выступающих бусинок сосков под девичьей футболкой.
— Ну, давай же! — Марина нетерпеливо трясет меня. Ее маленькая грудь колышется, а я густо краснею.
— Я не смогу.
— Ну, почему?
— Тогда мне было очень страшно. За тебя. А их я ненавидел.
Марина садится ко мне. Ее обнаженное бедро касается меня и обжигает. Я не знаю, куда деть руки. Кажется, любое дополнительное прикосновение к девушке выведет их из подчинения.
— Бедный. — Она накрывает единственной ладонью мои две. Я с трудом унимаю дрожь. — Ты боялся потерять меня?
Она проводит рукой по моим волосам, и у меня отказывает речь. Да и что я могу сказать? Ответ равносилен признанию в любви. А что такое любовь? Горячее желание, огнем раздирающее мое тело, или та внутренняя боль, которую я почувствовал, когда схватили Марину?
— Ты хороший. Ты настоящий.
Она наклоняется, наши тела соприкасаются еще теснее, я чувствую ее влажное дыхание.
Господи, неужели это не сон! Я никогда не был так близок с девушкой.
Марина чмокает меня в нос и вскакивает с веселым смехом.
— Ты так смешно тянулся ко мне, как Атя!
Она приседает в углу, где в ворохе тряпок спит котенок. Сонному рыжему комочку опять достается вся ее нежность. Черт! Неужели я ревную? А может когда-то Марина и меня также прижмет к груди. С мечтами о настоящей нежности, которую видел только в кино, я засыпаю.
Но сон приходит все тот же. Мне говорили, что при черепно-мозговой травме, часто выпадают несколько часов до трагедии. Организм словно не желает пускать боль даже в виде воспоминаний. Однако кошмар никуда не исчез, он продирается невинными кусочками, постепенно формируя страшную картину.
…Я сужусь в черный автомобиль. Это наш БМВ. Папа предупреждает, что ехать долго, а мне всё рано. В моих руках кубик Рубика! В век айфонов и планшетов это по-настоящему круто! Классика не стареет. У меня специальная модель для скоростной сборки. Кубик вертится так легко, что его можно собрать даже одной рукой! Я выучил нужные алгоритмы и тренируюсь на скорость. Каждый раз после сборки надо вернуть кубику прежний хаос. Я прошу об этом маму, ей надоедает, и вот папа из-за руля возвращает кубок мне.
Я кручу его долго, головоломка не поддается. Я злюсь и нервничаю, ведь обычно мой результат меньше трех минут. А папе весело.
— Ну что, хвастун, не получается? — Он забирает кубик и показывает, как оттянул и провернул на месте угловой элемент. Такое вмешательство делает сборку невозможной!
— Так не честно! — возмущаюсь я, отнимаю кубик и ударяю папу по спине.
Он шутливо отмахивается, а мама паникует:
— Не отвлекайся от дороги!
Мы мчимся по загородной трассе. Папа зудит про нестандартные ситуации, когда надо включать голову. Обида заставляет меня спорить. Отец предупреждает, что в реальной жизни далеко не все играют по правилам, и если тебя обложили флажками, надо найти силы перепрыгнуть через барьер условностей. Я поднимаю взгляд, чтобы возразить и…
С этого момента и начинается мой бесконечный кошмар.
…Я вижу грязный оранжевый самосвал, несущийся навстречу, и понимаю, что сейчас произойдет непоправимое. Самосвал виляет на нашу полосу. Я сжимаюсь и пытаюсь увернуться от предстоящего удара. Я так концентрируюсь на сновидении, что иногда даже сваливаюсь с кровати. Но это не помогает. Каждый раз черный бампер оранжевого «камаза» влетает в салон нашего БМВ.
Крик, боль и мрак! Последнее, что я вижу — это яркий кубик Рубика, лежащий на белом снегу.
Этот сон ко мне приходит часто, порой высвечивая новые детали. Я теряюсь в догадках — это сохранившееся воспоминание, или игра воображения? Но папа с мамой настолько реальны, и мне верится, что память постепенно возвращает правду. Всякий раз я пытаюсь разглядеть человека в кабине «камаза». Я убежден, что мы ехали правильно. Это он свернул на нашу полосу.
Кто был за рулем?
Мне кажется, если я досмотрю кошмар до конца, я получу ответ на этот вопрос…
— Кто это? — Хриплый голос и резкие запахи вязкой грязью вторгаются в мой сон.
— Девка. Охереть. Голая!
Я вздрагиваю и просыпаюсь от крика Марго. Три бомжеватые фигуры вытеснили из бытовки чистый воздух. Один из них с выбитым зубом силой придавил Марго. Она визжит, ее пятки беспомощно колотят по настилу. Я вскакиваю, пытаюсь вступиться.
— Какого хрена занял наше место? — хрипит заросший бородой мужик, отбрасывая меня к стене.
Я вцепляюсь в него и получаю удар по виску от молчаливого третьего. Туман вязкой грязи возвращается, болото сна затягивает меня, звуки глохнут, я не разбираю слов, погружаясь в холодную топь забвения.
И вдруг, раскаленная стрела крика вонзается в мое угасающее сознание:
— Пашааа!!!
Марине затыкают рот. Я слышу животный смех двух бомжей, которые глумятся над моей подругой. Я разлепляю непослушные веки. Какой ужас! Беззубый всем телом навалился на Марину, а бородатый придавил ей руку и накинул на голову куртку. Молчун сидит спиной ко мне и наблюдает, хлебая водку из бутылки.
Трещит разорванная ткань, на пол летит лоскут футболки, я вижу, как обнаженную грудь Марго сжимает грязная рука. У меня нет сил, чтобы дать отпор троим негодяям. Зато есть ненависть и колоссальное желание спасти любимую. Беззубый расстегивает штаны, приятель подбадривает его, но их образы уже сидят в моем сознании, а топка ненависти обрабатывает уродливые глиняные фигурки. Они твердеют, корчатся от мышечных спазм и сваливаются, поверженные силой моей ненависти. Мне кажется, я могу раздробить фигурки на осколки.
А что в действительности?
Бородатый дергается, как от удара током, и грохается на пол. Парализованное тело беззубого ублюдка застывает на Марго. Я протягиваю руку и тащу его за волосы, пока не слышу звук упавшего тела. Молчун удивленно взирает на меня. Его фигурки нет в моем сознании, он может двигаться. Я внутренне измотан. Мне не хватит сил, чтобы одолеть его физически, и если сейчас он замахнется той бутылкой, что держит в руке…