— Кажется, из Москвы.
— Кажется?
— После катастрофы у меня с головой проблемы были. Кое-что помню, а многое, как в тумане. Вот ты сказала «Солнцево», мне это слово знакомо. Эх, если бы кто-то мне рассказал про прежнюю жизнь, я бы наверняка всё вспомнил.
— Забей! Какая разница, что было раньше. Ты в интернате, значит сирота.
— В интернате… — Я опускаю бычок в пустую бутылку, отряхиваю штанину. — А наши сейчас сериалы смотрят.
— Они всегда в экран пялятся.
Это точно. Мозги у благотворителей затесаны одинаково, как приедут — вот вам деточки телевизор! И сами собой любуются. Им так удобно, не каждому ребенку по компьютеру, а дешево — и для всех. У нас телевизоры в любом фойе, самые лучшие растащила администрация интерната. Ну не в сортир же их ставить! И всё свободное время наши детки и воспитатели тупо смотрят сериалы про наружную жизнь. Девчонки любят мелодрамы, мальчишки мордобой. Только песенный конкурс «Фактор-А» с Юлей колясочницей объединил всех.
— Атя! Атя! — Марго вскакивает и тревожно озирается по сторонам.
Она бежит к темному углу пакгауза. Видимо туда исчез котенок вслед за оторвавшимся бумажным бантиком. Мне не нравится мрачный закоулок, и громкий крик Марго меня беспокоит, ее могут услышать. Я встаю, иду к краю платформы, старясь заглянуть в черноту прохода между стеной и железной дорогой. Сзади нарастает гул рельс, слышится протяжный гудок. Приближается проходящий, он не снижает скорость. Марго уже за углом, она смотрит вниз и не видит, как от стены отделяется черная фигура. Человек выставил вперед руки, он неудержимо прет на нее! Мою спину толкает упругая масса, мчащийся поезд гонит перед собой воздушную волну. Прожектор выхватывает профиль человека.
Твою ж мать! Это толстый бандит по имени Моня. На его лице оскал. Сейчас он толкнет Марго под поезд!
Я кричу: «Маринаааа!». Но грохот колес накрывает мой голос, как водопад щепку. Я ничего не успеваю придумать, просто несусь вперед. Остановить! Помещать! Сбить!
Бандит уже около Марго, а она нагнулась за котенком. Моя голова наклонена, и я, как бешенный бык, врезаюсь башкой в подбородок Мони. Мы падаем на платформу. Поезд проносится, кромсая горячими колесами ошметки холодной ночи.
— Пашка, — замечает меня Марина. — Ты цел?
Ну, наконец, заметила!
Я поднимаюсь с поверженного Мони, трогаю лоб. Наверняка будет шишка.
— Это он! — Марго узнает оглушенного бандита. — Ты его парализовал?
— Не успел. — Помимо головы гудят ноги. Не помню, чтобы бегал так быстро. — Надо сваливать. Рядом может быть Кабан.
Мы удаляемся от вокзала по темным улицам.
— Рано или поздно они нас достанут. Нам надо уехать из Верхневольска, — решает Марго.
— Давно пора, — соглашаюсь я.
— Но у нас мало денег. Нужны еще, чтобы купить билеты.
— Да.
— Что значит «да»! — Марго останавливает меня. — Ты готов?
— К чему?
— Достать деньги.
— Как?
Марго толкает меня к стене и целует в губы.
Офигеть! Это что-то!
От неожиданности я не успеваю почувствовать себя счастливым. Только сжимается живот и стучит сердце. Она отпускает меня. Мои глаза расширены, щеки заливает краска.
— Конспирация. Чтобы она не заметила наши лица, — шепотом объясняет девушка.
Я окончательно растерян. Марго кивком показывает на женщину, только прошедшую за нашими спинами.
— Останови ее!
— Зачем?
— Нам нужны деньги. Парализуй!
— Но…
— Ради меня, ради нас. — Ее ладошка скользит по моему лицу. — Быстрее, она уходит!
Я перевожу взгляд на затылок прохожей и напрягаюсь, пытаюсь представить ее глиняный образ в своем сознании. Чувствую, что не могу сконцентрироваться. Раньше моей энергией служили страх или ненависть, но что плохого сделала мне эта незнакомая тетка.
— Утром поезд в Москву. Мы должны уехать, — подталкивает меня Марго.
Я делаю несколько шагов вслед за женщиной, глаза уперты в ее прическу. Она что-то чувствует и оборачивается. К этому моменту глиняный образ из подсознания обретает нужную твердость. По телу женщины пробегает судорога. Ее мышцы каменеют, и она оседает, закрывая глаза. Марго сует мне котенка, подбегает к упавшей и роется в сумочке. В руке Марго деньги, кошелек летит на тротуар.
— Смываемся! — Марго дергает меня.
Я смотрю на раскрытый кошелек. Под пластиком фотографии двух малышек. Кто эта женщина? Скорее всего, продавщица, спешащая после долгой смены к уснувшим детишкам. Сколько она зарабатывает? Судя по старой одежде и стоптанным туфелькам, она всё тратит на детей.
Я догоняю Марго.
— Сколько взяла?
— Еще одна такая дура — и на билеты хватит.
— Покажи.
— Вот! Всего три тысячи.
Я выхватываю деньги и возвращаюсь к женщине. Убираю их в кошелек, привожу в порядок сумочку. Женщина открывает глаза.
— Вам стало плохо, но скоро пройдет. Извините.
Я увожу за угол готовую взорваться Марго.
— Идиот! — вскипает она.
— Она ничего нам не сделала.
— Она целая! Еще заработает! А что делать нам?
— Успокойся.
— Не лечи меня, Солома. Может, ты мне руку вернешь? Давай! Как ей деньги!
— Не кричи, нас могут услышать.
— Они нам должны по жизни. Все! Они здоровые, а мы калеки. Они угробили нас, мою маму и сестру, и пусть теперь платят!
— Тебя угробили в Египте.
— А тебя здесь, и что?
— И то! В нашей сегодняшней проблеме виноват Дэн. К нему мы и пойдем, — неожиданно решаю я.
— Ты сам говорил, что Дэн с бандитами заодно.
— Поэтому он и заплатит. — Я стараюсь успокоиться. — Марго, лучше Атю уйми.
Котенок пищит в дергающейся руке Марины. Она прижимает его и сюсюкает что-то ласковое. Девушка-взрыв, думаю я. Может обжечь, а может приголубить. А если при новом ограблении, она опять для конспирации поцелует меня? Может, стоило согласиться?
— Я знаю, где живет Дэн. Кисель рассказывал.
— Кисель тоже из его гарема? Вот сволочь! А к девчонкам завхоз пристает. Видел, кому одежду чаще меняют?
— А ты? — пугаюсь я. Марина всегда неплохо одевалась.
— Подкатывал, сука! Получил баклажан между ног. А шмотки я в магазинах беру.
— Должны по жизни?
— Молодец, усвоил.
Вспоминая тех, кто прошел через лапы Дэна и сгинул, мы подходим к его дому. В мой мокасин попал камушек, но я долго его не вытряхивал. Меня радовала эта позабытая боль.