Консервация ненависти | Страница: 50

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Отец Василий внимательно осмотрел его.

– Управление специальных мероприятий антитеррористического Центра? Серьезный департамент.

– Извините, батюшка, но вам задан вопрос, и далеко не из праздного любопытства.

– Да, конечно. В подземный ход из храма войти нельзя, но можно войти из восточной сторожевой башни. Ходы имели ответвления. Один из них там, где я назвал, но и он закрыт.

– Что значит «закрыт»?

– Заложен кирпичом. Это не бетонная плита, так что при желании попасть в подземный ход можно. Только что это даст?

– Посмотрим, может, и даст. Скажите, отец Василий, а кроме нас кто-нибудь интересовался подземным ходом?

– А знаете, интересовались, – встрепенулся священник.

– Кто?

– У нас, я имею в виду Кремль, довольно часто проводятся экскурсии для иностранных туристов. Весной, в марте, как только начались внутренние отделочные работы, сюда приходила семейная пара из Польши. Они представились, но фамилии я сейчас не помню. Мужчину как раз интересовала система обороны Кремля и эвакуации воинов в случае осады. Он как раз и спрашивал о подземном ходе, так как писал книгу на эту тему.

Офицеры переглянулись.

– Значит, в марте, польская семейная пара. И что вы рассказали им о подземном ходе? – спросил Бакаров.

– То же, что и вам.

– И об отводе восточной башни?

– Да. Мужчина еще спросил, зачем заваливают ходы, ведь многим было бы интересно посетить их. Я ответил, что в целях безопасности. Местная ребятня часто лазала по ходам, пока не произошел несчастный случай. Обвал одного из ответвлений у реки, тогда под завалом погибли два мальчика. После этого случая все ходы, кроме главного, были закрыты. Я посоветовал мужчине посетить главный подземный ход. Он поблагодарил и ушел. Вместе с супругой, которая отнеслась безразлично к интересам мужа. Больше я их не видел.

– А вы могли бы по фотографии узнать этих поляков?

– Наверное, смогу, у меня хорошая память на лица.

Павел достал из кармана рубашки фотографии Молнара, Кунича, Баллы и Карс.

– Посмотрите, пожалуйста.

Священник вернул снимки, указав на фото Рэма Кунича и Гезы Баллы:

– Это были они.

– Понятно.

– А что это за люди, господин майор?

– Вам лучше не знать.

– Понимаю, секретность.

– В восточную башню можно пройти из храма?

– Нет, только с улицы. Но дверь закрыта. Ключи у меня, я готов проводить вас туда.

– Будьте так любезны.

Священник провел офицеров к башне, открыл массивные железные ворота.

– Будьте осторожны, сразу слева начнется лестница вниз, а справа вверх, на площадки к бойницам. Раньше здесь был свет, сейчас проводку сняли. Обещали снабдить новой. Башни, стены и храм подлежат реконструкции и реставрации.

– Нам, как понимаю, надо вниз?

– Да, идите за мной.

Отец Василий провел офицеров по винтовой лестнице к небольшой крупной площадке.

Хитров достал фонарь.

– А ты запасливый, – улыбнулся Бакаров.

– Привычка.

– Ну, и где вход?

– Перед вами.

Хитров осветил стену, и действительно, арка в каменной стене была заложена крепким кирпичом.

Бакаров внимательно осмотрел кладку, начал прощупывать каждый кирпич. И, дойдя до середины, воскликнул:

– Оп-па! А тут, похоже, подготовлен проход.

Он свободно вытащил один кирпич, за ним второй, третий, пока в кладке не образовалась пустота размером полметра на полметра. Из башни в ответвление стало вытягивать воздух.

– Откуда вентиляция, – повернулся Бакаров к священнику, – если подземный ход просто перекрыт с обеих сторон?

– Раньше умели строить. Вентиляцию создают шурфы, пробитые с поверхности. Они тщательно замаскированы. В XVII веке не было еще современного вентиляционного оборудования.

– Вы сами видели эти шурфы?

– Их никто не видел. Они скрыты от посторонних глаз. Из тоннеля заметить их можно. Диаметром небольшие, сантиметров пять, но их много вдоль всего хода, поэтому недостатка воздуха в подземке нет.

– Да, – проговорил Хитров, – раньше действительно умели строить. И ведь прокладывали тоннели даже под рекой. Это же как все точно надо рассчитать?

– Среди монахов, здесь в Кремле и ныне действует монастырь, было очень много как талантливых людей, так и прекрасных воинов. Переславский Кремль выдержал две осады, в Великую Отечественную его пытались взять немцы. Не удалось. И даже бомбежки лишь частью разрушили собор и Дворец князя, купола же и многие другие постройки, включая храм, практически не пострадали. Отстояли Кремль стрелковый батальон и три десятка монахов. Именно последними вылазками через подземные ходы нанесли основной и существенный ущерб двум немецким полкам, штурмовавшим Кремль.

– Ну, с этим ясно. Вопрос, кто, а главное, зачем сделал проход в обваленном подземном ходе, который закрыт? Вы, батюшка, передавали кому-нибудь ключи от башни? – спросил Хитров.

– Нет, – ответил отец Василий.

– Но дверь в башню не взломана.

– Я видел.

– А ключи хранятся в храме?

– Да. Хотя… да, в мае большой ключ сломался. Время все же берет свое, и делали дубликат, которым я сейчас открыл дверь.

– Вы сами относили ключ в мастерскую?

– Нет. У меня тогда работал послушник из обители. Его и послал.

– Этот послушник и сейчас в монастыре?

– Знаете, нет. Ушел. Не каждому дано пройти путь к пострижению.

– И откуда появился мальчишка, куда ушел, конечно, неизвестно.

– Думаю, что неизвестно. Обитель в приюте не отказывает никому. Но попробовать что-либо узнать об этом послушнике можно. Хотя вряд ли стоит рассчитывать на положительный результат.

– А поляков вы сюда впускали? – поинтересовался Бакаров.

– Нет! Наш разговор закончился в храме.

– Они сами, получив нужную информацию, могли пройти в башню, – заметил Хитров. – Причем в любое время. Что для них открыть какой-то замок или сделать к нему свой ключ?

– Так оно, скорее всего, и было.

Бакаров повернулся к священнику:

– Нам, отец Василий, надо поработать здесь, просьба к вам, вернитесь в храм, а ключ нам оставьте. Закончив работу, мы закроем все и передадим ключ сторожу!

– Хорошо. Дверь изнутри можете закрыть на засов.

– По долгу службы, отец Василий, я просто обязан предупредить вас о строгой конфиденциальности нашего разговора, а также о том, что никто, я подчеркиваю, никто не должен знать о том, что мы работали в подземелье.