— Хорошо, — сказала она. Взглянула на часы. — Еще двадцать минут, и довольно.
Она подала знак, мужчины подошли, насмешливо фыркая и отпуская шуточки. Я отошла, присела на землю и стала смотреть на долину, где трава ходила на ветру, подобно морским волнам.
Вдруг за спиной я услышала тихий разговор. Я подбежала к работающим. Мужчины прекратили копать и стояли у ямы на коленях, выбирая грунт руками. Я заглянула через их головы. Земля здесь сделалась неожиданно темной, и я увидела руку, кости, торчавшие из земли, словно подзывая нас к себе.
— Это она! — крикнула я. — Адель! Вы видите? Видите? — Я принялась сама руками отбрасывать землю, выковыривать камни, хотя почти ничего не видела. Мне хотелось прижать кости к груди, баюкать их, дотронуться до головы, которая появилась в яме — жутко оскалившийся череп, — просунуть пальцы в пустые глазницы...
— Не трогайте, — приказала констебль Пейджет и стала оттаскивать меня прочь от ямы.
— Но я должна! — завывала я. — Это она. Я была права. Это она. — Это должна была быть я, хотела сказать я. Если бы мы ее не нашли, то меня ожидала бы такая же участь.
— Это улики, миссис Таллис, — жестко произнесла констебль.
— Это Адель, — повторила я. — Это Адель, и ее убил Адам.
— Мы не знаем, кто это, — возразила она. — Нужно будет сделать анализ, провести идентификацию.
Я взглянула на торчащую руку, появившуюся из земли голову. Напряжение спало, и я почувствовала смертельную усталость, смертную печаль.
— Бедняжка, — сказала я. — Бедная женщина. О Боже! О Боже, Господи Иисусе!
Констебль Пейджет протянула мне большую салфетку, и я поняла, что плачу.
— На шее что-то есть, детектив, — сказал худой копатель.
Я потрогала свою собственную шею.
Он держал в руке потемневшую проволочку.
— Думаю, это ожерелье.
— Да, — проговорила я. — Это он ей подарил.
Все повернулись и посмотрели на меня, и на этот раз все смотрели внимательно.
— Вот. — Я сняла с себя ожерелье, серебряное, сияющее, и положила его рядом с потемневшим двойником. — Адам подарил мне это в знак любви ко мне, его вечной любви. — Я указала пальцем на спиральку. — Это тоже обнаружится на ее ожерелье.
— Она права, — сказала констебль. Другая спиралька была почерневшей, забитой землей, но, несомненно, такой же. Повисла тишина. Все смотрели на меня, а я смотрела в яму, где покоилось ее тело.
— Как, вы говорите, было ее имя? — спросила наконец констебль Пейджет.
— Адель Бланшар. — Я всхлипнула. — Она была любовницей Адама. И, я думаю... — Снова потекли слезы, но на этот раз я оплакивала не себя, а ее, Тару и Франсуазу. — Думаю, что она была хорошей женщиной. Милой молодой женщиной. О, простите меня, простите. — Я прижала к лицу испачканные глиной ладони, слезы заструились между пальцами.
Констебль Пейджет обняла меня за плечи.
— Мы отвезем вас домой.
Только где теперь мой дом?
Инспектор Бирн и одна из женщин-офицеров вызвались проводить меня домой, хотя я говорила им, что Адама там не будет и мне нужно лишь собрать вещи и уйти. Они сказали, что им так или иначе нужно проверить квартиру, хотя они уже пытались туда звонить. Им нужно было найти мистера Таллиса.
Я не знала, куда пойти, однако не стала говорить им об этом. Позднее нужно будет делать заявления, заполнять формы в трех экземплярах, встречаться с юристами. Позднее мне придется подумать о своем прошлом и оказаться лицом к лицу со своим будущим, попытаться выбраться из-под отвратительных руин моей жизни. Но не сейчас. Сейчас я просто отупело плелась вперед, пытаясь строить фразы в правильном порядке, в ожидании, когда меня где-нибудь пристроят поспать. Я так устала, что могла бы уснуть стоя.
* * *
Инспектор Бирн втащил меня по лестнице вверх, к квартире. Дверь беспомощно болталась на петлях, выбитая Адамом. У меня подкосились ноги, но Бирн поддержал меня под локоть, и мы вошли внутрь, за нами последовала женщина-офицер.
— Я не могу, — сказала я, резко остановившись на пороге. — Я не могу. Не могу идти туда. Не могу. Не могу. Просто не могу, и все.
— Вам не нужно этого делать, — отозвался он и повернулся к женщине: — Найдите, пожалуйста, для нее немного чистой одежды.
— Сумка, — сказала я. — Мне нужна только моя сумка. У меня там деньги. Больше мне ничего не нужно.
— И ее сумку.
— Она в гостиной, — подсказала я. Мне казалось, что меня вот-вот вырвет.
— У вас есть родные, к которым вы могли бы поехать? — спросил он, пока мы ждали.
— Не знаю, — слабым голосом проговорила я.
— Позвольте вас на пару слов, сэр? — Это была женщина-полицейский, на ее лице застыло мрачное выражение. Что-то произошло.
— Что?..
— Сэр.
Мне стало все ясно. Знание прожгло меня, словно чистый поток ощущений.
Прежде чем они смогли остановить меня, я вбежала в гостиную. Мой прекрасный Адам медленно покачивался на веревке. Я увидела, что он воспользовался куском альпинистского шнура. Желтого. Рядом валялся стул. Адам был босиком. Я нежно прикоснулась к изуродованной ступне, потом поцеловала ее — так, как в первый раз. Он был очень холодный. На нем были старые джинсы и выцветшая футболка. Я взглянула в распухшее, ставшее страшным лицо.
— Ты убил бы меня, — сказала я, глядя на него.
— Мисс Лаудон, — послышался рядом голос Бирна.
— Он убил бы меня, — сказала я ему, не отводя глаз от лица Адама, моего любимого. — Он сделал бы это.
— Мисс Лаудон, пойдемте отсюда. Все кончено.
* * *
Адам оставил записку. Это не было ни исповедью, ни попыткой объясниться. Это было любовное письмо. «Моя Элис, — писал он. — Видеть тебя значило боготворить тебя. Ты была моей самой прекрасной и последней любовью. Мне жаль, что ей пришлось завершиться. И вечность была бы слишком коротким временем».
Однажды вечером, несколько недель спустя, после всей суматохи, после похорон, раздался стук в дверь. Я спустилась, чтобы открыть. Это была Дебора, которая выглядела очень привлекательной в юбке и темном жакете. На лице после дня, проведенного в больнице, застыло усталое выражение. Мы смотрели друг на друга без улыбки.
— Мне следовало бы раньше связаться с тобой, — наконец проговорила она.
Я отошла в сторону, и она стала подниматься по лестнице вслед за мной.
— Я принесла тебе кое-что, — сказала она. — Вот. — Достала из пластикового пакета бутылку шотландского виски. — И вот. — Она развернула вырезку из газеты и передала мне. Это был некролог по поводу смерти Адама. Его написал Клаус для газеты, которую я обычно не покупаю. — Я подумала, тебе может понравиться.