— Тогда и поговорим! — вспылила Антонина.
И повернулась к собеседнику спиной. Она понимала, что это не аргумент в споре с матерым волкодавом, но не было у нее в арсенале никаких козырей. Она должна была позвонить Скважину, когда появился Семен. Должна была, но не сделала этого. Какое могло быть к ней после этого доверие?
Доверие своих сослуживцев она могла вернуть только одним способом — доказать, что Семен в убийстве Скачкова не виноват…
Если тонешь, спасай себя сам. Барахтайся, как мышь в молоке, взбивая сливки, или вытаскивай себя сам за волосы, как барон Мюнхгаузен — из болота. Только не факт, что спасешься…
Непросто было Антонине найти материал для анализа. Ермолаев хоть и собрал отходы, которые, возможно, оставил после себя киллер, но ими, практически, не занимался. А зачем, если на месте преступления найдена расческа с отпечатками пальцев Семена? И волосок, возможно, с этой расчески нашелся — на орудии убийства. Все, убийца выявлен, осталось только его задержать.
Антонина разговаривала с Ермолаевым, просила заняться Евгенией Скачковой, он вроде бы согласился, но делать ничего не стал. Тогда она взяла все в свои руки. И свое служебное положение задействовала, и живые деньги в ход пустила — для ускорения процесса. В экспертно-криминальном центре работают настоящие профессионалы, и техника у них самая современная. Вещдоки побывали в агрессивной среде, но специалисты все-таки смогли выделить эпителий из использованных гигиенических прокладок, провести молекулярно-генетическую экспертизу.
Женю без присмотра не оставляли. Антонина могла и сама за ней проследить, но это нудное дело. К тому же у нее были деньги и знакомства. Она наняла частных детективов из агентства, которое ей рекомендовали знающие люди. Ребята получили деньги, приступили к работе. Они же доставили ей образцы волос, которые Женя оставила в салоне красоты.
А волосы у Скачковой действительно были седые, именно поэтому их приходилось подкрашивать чаще обычного. А делала она это в салоне красоты неподалеку от своего дома…
Из этих волос экспертиза выделила дезоксирибонуклеиновую кислоту, провела идентификацию…
Оказалось, что Антонина вытаскивала себя из болота за чужие волосы… Не признала экспертиза в Жене человека, который пользовался найденными в канализационной трубе прокладками.
А еще до этого прошла информация, что в момент убийства Скачкова Женя гостила у матери своего сожителя, в Солнечногорском районе Подмосковья, в доме на берегу озера Сенеж. И Женю там видели, и ее дочь Ирину.
Антонина работала с экспертизой, нанятые ею детективы следили за Женей, собирали по ней информацию. В общем, барахталась она, как могла, но молоко в густые сливки, увы, не превратила. И Семена из болота не вытащила.
Хотелось бы привязать Женю к убийству, но никак не получалось. Сомнения на ее счет имелись, а доказательств не было.
И еще Антонина хотела увидеться с Семеном. И даже детективам задачу поставила, чтобы они дали о нем знать, если он вдруг появится на их горизонте. Она надеялась, что Семен продолжит наблюдение за Женей. Но нет, за неделю работы детективы с ним ни разу не пересеклись. Как в воду он канул. Сбежал от Скважина, да так, что и след его простыл…
Не нашла она Семена. И Женю к убийству Скачкова привязать не смогла. А тем временем отпуск ее закончился и пришлось возвращаться в прокуратуру. А там ее встретили, как неродную. Не успела она зайти к себе в кабинет, как появился Гречихин. Сел за приставной стол, дождался, когда она займет рабочее место, и заупокойным тоном начал:
— Такое дело, Берестова… Или вы уже не Берестова?
— Я оставила свою фамилию, — стараясь скрыть волнение, ответила Антонина.
И тон ей не нравился, и то, что начальник обращается к ней на «вы».
— Ну да, брачный контракт, все такое… А наследство все-таки получила, да?
— Еще нет, но все возможно… В декларации я все укажу.
— Дело не в декларации, дело в другом. — Поджав губы, Гречихин посмотрел в окно.
— Говорите, я все приму, как должное. Надо будет, подам рапорт на увольнение.
— Ну, это не обязательно… Просто вы могли бы перейти на службу… ну, например, в Красногорский следственный отдел. У вас ведь дом в этом районе, да?
— А что, есть предложения? Или это у вас такое пожелание? — Антонина пыталась, но не могла сдержать волнение — голос ее возмущенно дрожал.
— А если пожелание? — пристально посмотрел на нее Гречихин.
— Так и скажите, что вместе мы работать не сможем.
— Хотелось бы полюбовно все решить…
— Я все понимаю. Порочное замужество, порочные связи…
— Возможно, ты прячешь беглого преступника. Как мы с тобой после этого будем работать рука об руку?
— Ну, Семена еще преступником не объявили.
— Ключевое слово — еще, — усмехнулся начальник.
— К тому же я его не прятала. Он за Женей Скачковой следил, за бывшей женой моего покойного мужа. Она поехала на кладбище, он за ней, а там я. И машину забыла закрыть. Он в машину ко мне сел, а тут я…
— Ты могла бы позвонить Скважину и помочь ему задержать Арбатова.
— Я об этом не думала.
— Почему?
— А вдруг Семен прав, вдруг его подставили?
— Кто, Скачкова и Панарина?
— Я понимаю, что это звучит неубедительно… Хорошо, я попробую перевестись в другой отдел.
— В принципе, ты можешь остаться здесь… Но с понижением в должности… Я тебя, Берестова, конечно, понимаю, но мне бы хотелось иметь в замах более надежного человека…
— Это приговор, — вздохнула она.
— Ну, зачем же так категорично?
— Приговор…
Она могла сменить место службы, это не так уж и трудно, если есть, чем подмазать. Но шила в мешке не утаишь, молва быстрее самолета движется. Не примут ее на новом месте службы, а здесь, тем более, будут тыкать пальцем в спину.
Что ж, придется увольняться. Не хотелось бы, но другого выхода нет.
— Ну, не то чтобы приговор… Просто наложилось одно на другое. Скачков, Арбатов… Я слышал, ты работала по первой жене Скачкова.
— В какой-то степени.
— И что?
— Ничего.
Антонина уныло рассматривала свои ногти. Все, закончилась ее служба, впереди новая жизнь, которая не радовала. И дом есть, и миллионы будут, но лучше бы вернуть все назад. Лучше бы она сбежала тогда от Скачкова… Сбежала бы от искушения и осталась бы с Семеном…
— Все, больше сказать нечего?
— А смысл? — мрачно усмехнулась она. — Ермолаев и знать ничего не хочет, вы меня выгоняете…
— Нет, не выгоняю. Просто выражаю свое недоверие…