Отозвав в сторону Ракету, он вполголоса сказал:
— Прежде чем швырнуть труп этого ублюдка в канаву, забери у него портативную рацию и всегда держи при себе, даже ночью.
Ракета по-военному отдал честь и вернулся наблюдать за ходом работ. Что интересно, он возвращался к своим парням куда более уверенным шагом, чем покидал их для переговоров с Тигром.
«Забери у него портативную рацию и всегда держи при себе».
Это означало, что теперь он стал у Тигра «первым номером».
Я знал уже довольно много о маленькой печальной стране под названием Сьерра-Леоне. Возможно, даже больше, чем мне хотелось бы. В частности, о повстанцах, которые убили за последние годы сотни тысяч человек, и многим из них отрезали перед смертью руки и ноги. Знал и том, что многие семьи в полном составе сгорали заживо в подожженных мятежниками домах. Знал, что в Сьерра-Леоне используют «устрашающие изображения» — то есть носят по городам и весям, словно плакаты, кошмарно изуродованные людские останки.
Так или иначе, воспользовавшись услугами местной авиакомпании с красивым названием «Бельвью Эйр», я в течение ночи перенесся во Фритаун, где, забравшись в видавший виды поршневой самолет, который совершал рейсы к восточной границе, отправился в богатый алмазами край. Через несколько часов полета мой самолет запрыгал по кочкам грунтового аэродрома, обслуживавшего Коиду, замер с остановившимся винтом на краю посадочной полосы, и я спустился на землю.
Таким образом, через полутора суток после того, как Флаэрти уговаривал меня отказаться от этой поездки, я стоял у «Раннинг рикавери» — одной из нескольких алмазодобывающих шахт в Коиду.
Поддерживал ли Тигр деловые отношения с ее представителями, мне неизвестно, но, по словам Флаэрти, эта горнодобывающая компания имела очень дурную репутацию.
У себя дома в округе Колумбия я начал бы поиски интересующего меня субъекта с опроса местных жителей. Так я намеревался поступить и здесь, двигаясь от шахты к шахте, если понадобится.
Я снова стал детективом.
И чувствовал это всем своим существом.
На самом деле «Раннинг рикавери» представляла собой алмазную россыпь открытого типа, а не шахту в привычном понимании этого слова. Ее владения напомнили мне каньон в миниатюре, иными словами, изрытый траншеями участок желтой глинистой почвы площадью примерно в два футбольных поля с заглублением максимум в тридцать футов по отношению к верхней границе периметра.
Каньон, а попросту говоря, углубление в земле, залитое обжигающими лучами солнца, было заполнено согбенными рабочими. Они орудовали примитивными кирками и большими проволочными ситами вроде тех, что применяют на фермах для просеивания муки. Поскольку глина плохо пропускала воду, большинство рабочих выполняли свои обязанности, стоя по пояс в жидкой грязи.
Некоторые из них были очень маленького роста и походили издали на учащихся местной начальной школы. Приглядевшись, я понял, что это и вправду дети, причем не старше восьми-девяти лет. При этом мне вспомнилась песня Кенни Веста «Бриллианты из Сьерра-Леоне». Дэймиен, пока жил дома, слушал ее довольно часто, и я невольно спросил себя, задумывался ли когда-нибудь он или кто-то из его приятелей о том, какая неприглядная реальность скрывается за незамысловатыми словами этой песни.
Стоявшие наверху охранники рассеянно оглядели меня. На территории шахты находилось довольно много посторонних лиц разных национальностей и цвета кожи. Они прибыли сюда, чтобы заключить сделку или поглазеть на открытую разработку и оценить перспективу добычи. Я тоже наблюдал за разработкой и считал, что из толпы почти не выделяюсь.
— Вы журналист? — спросил кто-то стоящий сзади. — Что вы здесь делаете?
Я обернулся и увидел трех пожилых мужчин, с подозрением поглядывавших на меня. Все трое определенно побывали в горниле войны, поскольку у двоих недоставало на руках пальцев, а у третьего ветер раздувал пустой рукав. Как ни странно, эти люди совсем не обязательно были в прошлом солдатами. С равным успехом они могли оказаться мирными жителями, пострадавшими в одном из междоусобных племенных конфликтов. Надо сказать, что в Сьерра-Леоне шла почти непрерывная война всех против всех ради обретения контроля над богатыми алмазами территориями.
Если разобраться, алмазы приносили этой стране больше вреда, чем пользы. Подобная ситуация, хотя и не столь ярко выраженная, наблюдалась и в Нигерии, только там боролись за обладание нефтеносными участками, а не алмазными копями.
— Журналист? — переспросил я. — Нет, что вы. Но я не прочь поговорить с кем-нибудь из работяг, вкалывающих внизу на разработке. Не могли бы вы назвать человека, который знает, как обстоят на шахте дела?
Один из калек указал обрубком руки на какого-то мужчину, напоминавшего внешностью и повадкой старшего рабочего или десятника.
— Есть такой человек. Техджан зовут.
— Только он не станет разговаривать с журналистом, — сказал другой ампутант.
— Я не журналист, — повторил я.
— А Техджану наплевать. Для него все американцы — журналисты.
Если подумать, что и как писала западная пресса об алмазных копях в Сьерра-Леоне, объяснить нежелание этого человека общаться с белым парнем с раскованными манерами и в хорошей цивильной одежде было нетрудно.
— В таком случае найдите мне другого рабочего, который согласится поговорить со мной. Вы ведь знаете этих людей, не так ли? Наверняка у вас есть среди них друзья или приятели.
— Что ж, может, такой говорун и объявится. Только в Городском холле ближе к вечеру, — сказал мужчина, заговоривший со мной первым. — После хорошей выпивки языки обычно развязываются.
— Городской холл? — спросил я. — Где же такой находится?
— Если хотите, я покажу, — произнес самый общительный из калек. Посмотрев на него, я с удивлением подумал, как параноидальное недоверие к ближнему не сожрало еще заживо эту часть Африки. И решил довериться этому парню.
— Меня зовут Алекс. А вас как?
Мы пожали друг другу руки.
— А я — Мозес. Моисей то есть.
Услышав это имя, я едва заметно улыбнулся. И тут же вспомнил Нану. Будь она на моем месте, тоже улыбнулась бы, да еще и похлопала этого парня по спине. Как это сказано в псалме?
«Укажи мне путь в Обетованный край, Моисей…» Так, что ли?
Я вновь приступил к работе и продолжал расследовать дело, ради которого приехал сюда.
Мы добирались до города пешком около часа. За это время Мозес поведал мне множество любопытных вещей о местной жизни, но сказал, что никогда не слышал о Тигре. Правда ли это? Я усомнился в этом.
Здесь ни для кого не было секретом, что алмазы обменивают на нефть, газ, оружие, наркотики и прочие запрещенные к ввозу товары. Мозес знал, что такого рода сделки незаконны, но об этом знали все, между тем незаконные бартерные сделки и торговля алмазами продолжались. Он сам в юности и в молодые годы работал на алмазных приисках. Пока не началась гражданская война.