Она обожала своего старшего брата Карла.
Саше было почти девять, когда Карл заставил ее заниматься с ним настоящим сексом. В предшествующие полгода он ее готовил, принуждая, когда они оставались одни, ласкать его гениталии. Карл, уже пятнадцатилетний, созрел до срока. Он учил Сашу обращаться с его пенисом, брать его в руки и двигать по нему пальцы вверх и вниз, пока он не кончит. Он был терпелив и добр, рассказывал, как ее любит, и какая у него красивая и умная младшая сестра, и как она ему нравится. В своей невинности Саша смотрела на эти игры как на их замечательную тайну, а тайны она обожала.
Любимым местом Саши для этих игр была раздевалка у бассейна в десятиакровом семейном саду. Лучшим временем было то, когда отец улетал по делам на Аляску, а мать отдыхала после обеда. Марлен привыкла выпивать за обедом три крепких коктейля (или больше), и, когда вставала из-за стола и шла в спальню, походка ее делалась неуверенной. Тогда Карл брал Сашу поплавать.
Когда его семя в первый раз выплеснулось ей в рот, Саша была захвачена врасплох. Вкус спермы вызвал у нее отвращение, она заплакала и сказала, что не хочет больше так играть. Карл поцеловал ее и сказал, что она его не любит, но он по-прежнему любит ее. Однако вел он себя вовсе не как любящий. В следующие недели он держался отчужденно и говорил Саше гадости. В конце концов она предложила ему снова поплавать после обеда. Вскоре она привыкла к вкусу. Но иногда Карл слишком глубоко засовывал член ей в рот, и тогда она плакала по ночам. Однако главным для нее было, что брат опять ее любит.
Затем однажды днем он заставил ее снять трусы. Он сидел перед ней на скамье и трогал ее внизу. Саша закрыла глаза и постаралась не морщиться, когда он засунул в нее палец. В конце концов он встал и пустил струю ей на ягодицы. А потом сказал, что она отвратительна. Пусть вытрется и никому об этом не рассказывает.
Она отказалась от еды за обедом и за ужином. Мать дала ей две столовые ложки касторки и два дня не пускала в школу.
Однажды, когда дом уже затих, – за три недели до девятого дня рождения Саши – Карл пришел к ней в спальню. Он снял пижамные брюки и забрался к ней в постель. Когда он запихал в нее свою штуку, ей было так больно, что она закричала, но ее никто не услышал.
Когда брат ушел в свою комнату, Саша обнаружила, что у нее идет кровь. Она сидела в туалете и слушала, как ее кровь капает в унитаз. Она слишком стыдилась себя, чтобы позвать мать. К тому же она знала, что та закрылась в спальне и не ответит на стук или мольбы.
Немного погодя кровотечение прекратилось, и Саша засунула между ног свою ночную рубашку. Хромая, она прошла по коридору и нашла в шкафу чистую простыню, чтобы заменить окровавленную. Потом прокралась в пустую кухню и сунула грязную рубашку и простыню в мешок с мусором, а мешок бросила в бак.
На другой день ей казалось, что все на нее смотрят. Саша всегда была первой в математике, но на этот раз не могла ответить на самые простые вопросы. Учительница оставила ее после уроков и разбранила за плохие ответы.
– Что с тобой, Саша? – Она бросила на стол перед собой листок. – На тебя это совсем не похоже.
Саша ничего не ответила. Вернувшись домой, она взяла в спальне отца стальную бритву. Ушла к себе в ванную и порезала запястья. Одна из служанок увидела кровь, текущую из-под двери, и с криком кинулась в кухню.
Слуги взломали дверь и нашли Сашу. Вызвали скорую помощь. Порезы оказались неглубокими и не угрожали жизни.
Марлен три недели не пускала дочь в школу. Вернувшись туда, Саша сказала учительнице музыки, что больше никогда не сядет за пианино. Она отказалась участвовать в концерте, намеченном на следующую пятницу. Через несколько дней она сама отрезала себе волосы и до крови исцарапала лицо, утверждая, что выдавливает прыщи. Лицо ее осунулось, она стала нервной. В глазах поселился страх. Она больше не была красивой. Карл обозвал ее уродиной и сказал, что больше не хочет с ней играть.
Через месяц она убежала из дома. Через восемь дней полиция нашла ее в Альбукерке, в Нью-Мексико, и привезла домой. Через несколько месяцев Саша снова убежала. На этот раз, прежде чем полиция ее нашла, она добралась до Калифорнии.
Вернувшись в школу, она подожгла кабинет музыки. Пожар уничтожил все крыло, ущерб составил несколько миллионов долларов.
После длительного и тщательного медицинского обследования Сашу отправили в Пасадину, в психиатрическую лечебницу «Девять вязов», где она начала долгое и трудное лечение и реабилитацию. Никто и не заподозрил, что она подвергалась каким-либо домогательствам. Казалось, сама Саша полностью изгнала воспоминания о них из своего сознания.
Она быстро набрала вес. Через полгода началось клиническое ожирение. Волосы она продолжала стричь коротко. Вела себя как слабоумная и так грызла ногти, что пальцы деформировались. Постоянно сосала большой палец. Стала нервной и очень агрессивной. По малейшему поводу набрасывалась на медиков и пациентов. И особенно раздражалась, когда кто-нибудь из персонала пытался расспрашивать ее об отношениях с семьей. Она страдала бессонницей и начала ходить во сне.
Когда родным впервые разрешили ее навестить, Саша держалась отчужденно и была мрачна. На вопросы родителей она отвечала животными, нечленораздельными звуками. Своего некогда любимого брата не узнала.
– Разве ты не хочешь поздороваться с Карлом Питером, дорогая? – мягко спросила мать. Саша отвела взгляд.
– Но ведь он твой брат, Саша, милая, – настаивала Марлен.
Саша чуть оживилась.
– У меня нет брата, – сказала она, впервые выговорив целое предложение, но не отрывая взгляда от пола. – Не хочу брата.
Услышав это, Генри Бэннок встал и сказал жене:
– Я думаю, мы с Карлом приносим больше вреда, чем пользы, оставаясь здесь. Мы подождем в машине. – Он кивком подозвал Карла. – Идем, мой мальчик. Пойдем отсюда.
Генри терпеть не мог все виды несчастий и страданий, особенно если это касалось его лично. Он просто закрыл сознание, отгородился от увиденного и вышел. Ни он, ни Карл Питер больше не возвращались в «Девять вязов».
С другой стороны, Марлен аккуратно навещала дочь. Каждое воскресенье шофер вез ее утром за сто миль в Пасадину, и весь день она проводила в разговорах со своей молчаливой, отчужденной дочерью. Во время одного из посещений она прихватила с собой кассету с записью фортепианного концерта Рахманинова и портативный проигрыватель, надеясь пробудить в Саше музыкальные таланты.
При первых же звуках третьего концерта до минор Саша вскочила, схватила проигрыватель и с безумной силой швырнула его о стену. Аппарат разбился. Саша упала на пол, свернулась в позе зародыша, сунула большой палец в рот и стала биться головой о пол. Это была последняя попытка Марлен усовершенствовать лечение дочери.
Отныне она ограничивалась тем, что читала Саше стихи или подробно рассказывала о самых заурядных событиях минувшей недели. Саша молчала, оставаясь полностью отчужденной. Она смотрела на стену, раскачиваясь на стуле, как на скачущей лошади.