— О чем?
— Посмотрите на эти кронштейны крыльев.
— Что с ними?
— Видите, как они соединяются в центральных жестких подвесках вверху и внизу?
— Конечно.
— Заметили, что треугольники образуют легковесные стальные опоры? Концы их, которые торчат над крыльями, на самом деле концы широкого основания, которое проходит под крыльями.
— Конечно. Так достигается большая прочность.
— А видите, как изобретательно закреплены шасси?
Она нагнулась рядом с ним и принялась рассматривать Х-образные опоры, которые соединяли корпус аэроплана с рамой и колесами.
— Это та же система, что на вашем «Селере», верно? — спросил Белл.
— Похоже, — согласилась она.
— Ни на одном другом моноплане я такого не видел. И должен вас спросить: возможно ли, что мистер Селер «заимствовал» эту систему крепления крыльев у ди Веккио?
— Это совершенно невозможно! — яростно возразила Джозефина.
Белл заметил, что обычно спокойную летчицу, кажется, взволновало это обвинение. Она вскочила на ноги. Улыбка исчезла, словно погасили свет, щеки вспыхнули. Неужели она подозревает или даже опасается, что это правда?
— Может быть, Марко бессознательно скопировал эту систему? — мягко спросил он.
— Нет.
— Марко когда-нибудь говорил вам, что работал у ди Веккио?
— Нет.
Но потом, что было очень странно, она снова заулыбалась. Самоуверенно, подумал Белл. И задумался почему. Напряжение покинуло ее стройную фигуру, она стояла в обычной непринужденной позе, словно готовая в любое мгновение действовать.
— Марко никогда не упоминал, что работал у да Веккио?
— Ди Веккио работал на Марко, — возразила она, что объясняло ее мирную улыбку. — Пока Марко не пришлось его уволить.
— Я слышал, что было как раз наоборот.
— Вас обманули.
— Может, я неверно понял. Марко рассказывал вам, что дочь ди Веккио в прошлом году ударила его ножом?
— Эта сумасшедшая чуть не убила его. Оставила ужасный шрам у него на руке.
— Марко рассказывал вам почему?
— Конечно. Она ревновала. Хотела выйти за него. Но Марко не заинтересовался. Он даже говорил мне, что ее подталкивал отец, надеясь, что Марко снова его наймет.
— Марко говорил вам, что она обвинила его в воровстве?
Джозефина сказала:
— Бедная сумасшедшая. Все эти разговоры о том, что он украл ее сердце! Она не в себе. Поэтому ее и заперли. Все это происходило в ее воображении.
— Понятно, — сказал Белл.
— Марко не питал к ней никаких чувств. Никогда. Никогда. Могу ручаться, мистер Белл.
Исаак Белл быстро соображал. Он не верил ей, но, чтобы он мог защитить ее жизнь, Джозефина должна была ему доверять.
— Джозефина, — тепло сказал он, — вы очень вежливая молодая дама, но нам предстоит очень тесно работать вместе. Как вы думаете, не пора ли вам называть меня Исаак?
— Конечно, Исаак. Если хотите. — Она разглядывала лицо детектива, словно видела его впервые. — У вас есть девушка, Исаак?
— Да. Я обручен и скоро женюсь.
Она игриво улыбнулась ему.
— Кто же эта счастливица?
— Мисс Марион Морган из Сан-Франциско.
— О! Мистер Уайтвей говорил о ней. Не та ли это дама, что снимает синема?
— Да, и она скоро здесь будет.
— Мистер Уайтвей тоже.
Джозефина взглянула на дамские часики, которые носила на рукаве летной куртки.
— Это напоминает мне, что нужно вернуться в поезд. Уайтвей выслал сюда портного и швею с новым летным костюмом, который я должна надевать для снимков в газетах.
Она тоскливо посмотрела на небо. Оно было голубым — небо теплого безветренного полудня. Потом сильный ветер с моря пронесется над Белмонт-парком и сделает полеты опасными.
— Кажется, вы предпочли бы улететь, — заметил Белл.
— Еще бы! Мне не нужен особый костюм. Видели белый наряд, который он заставил меня надеть вчера? Он недолго оставался белым, когда мы разбирали «Антуанетту». Вот все, что мне нужно, — сказала она, показывая теплые летные перчатки, шерстяной жакет, перетянутый поясом на тонкой талии, и брюки-галифе, заправленные в высокие ботинки на шнуровке. — Теперь мистер Уайтвей хочет, чтобы я позировала в пурпурном шелковом костюме для полетов. А вечером я должна надевать длинное белое платье и черные шелковые перчатки.
— Я видел ваш наряд вчера вечером. Очень красиво.
— Спасибо, — сказала она снова с озорной улыбкой. — Но между нами, птичками, говоря, Исаак, я не могу дождаться, когда переоденусь в комбинезон и помогу моим парням регулировать машину. Я не жалуюсь. Я знаю, что мистер Уайтвей хочет привлечь внимание к гонке.
Белл проводил ее на железнодорожную станцию.
— Он не просил вас называть его Престоном, а не мистером Уайтвеем?
— Все время просит. Но я не хочу, чтобы у него появились неверные мысли, если мы начнем называть друг друга по имени.
После того как Белл благополучно довел ее до желтого «особого» поезда Джозефины и передал в руки портного и ван-дорнов, охраняющих состав, он отправился в штабной вагон, который был снабжен телеграфной связью с агентством.
— Есть что-нибудь из Сан-Франциско? — спросил он дежурного.
— Простите, мистер Белл. Пока нет.
— Еще раз телеграфируйте Джемсу Дэшвуду.
Молодой человек взялся за ключ.
— Я готов, сэр.
СРОЧНО НУЖНА ИНФОРМАЦИЯ О СЕЛЕРЕ И ПРЕСТОДЖАКОМО.
Белл остановился. Резко противоположные мнения о Марко Селере, высказанные Даниэллой ди Веккио и Джозефиной Джозефс Фрост, поднимали любопытные вопросы об обеих жертвах убийства, но особенно любопытно, что жертва одного убийства исчезла.
— Это все, сэр? Отправлять?
— Продолжайте: «ЧАСТЬ ИСТОРИИ ЛУЧШЕ, ЧЕМ НИКАКАЯ ИСТОРИЯ». Потом добавьте: «И ПОБЫСТРЕЙ». На всякий случай «И ПОБЫСТРЕЙ» передайте дважды.
— Это все, сэр? Отправлять?
Белл задумался. Если бы можно было поговорить с Сан-Франциско по телефону, он спросить бы обычно очень надежного Дэшвуда, что заставляет его так тянуть, и внушил ему необходимость действовать срочно.
— Добавьте еще раз: «И ПОБЫСТРЕЙ».
— Я слышал, братья Райт открыли летную школу, мистер Белл, — сказал Энди Мозер от передней части «Орла», когда Белл приказал ему повернуть пропеллер, чтобы привести в действие стройную машину.