Гром сотрясал «Колизей». Сильный ветер проносился по прерии. Биплан Стива Стивенса сорвало с якорей. Невеста, несмотря на ее широко известное презрение к разжиревшему плантатору, во главе группы добровольцев снова бросилась на поле спасать его машину. Они сумели закрепить ее, но сделали это уже под проливным дождем.
Джозефину высушила ее свита — бестолковая толпа матрон из Форт-Уорта, вызвавшихся заменить далекую семью невесты. Едва заместитель сан-францисского епископа (сам преосвященный отговорился необходимостью собирать средства на строительство собора в Ноб-Хилле, уничтоженного землетрясением) успел собрать народ перед временным алтарем, как земля содрогнулась: на железнодорожную станцию въехал колоссальный совершенно черный локомотив «Микадо 2-8-2». «Микадо» с его огромными топками, перегретыми котлами и восемью ведущими колесами обычно перевозил со скоростью шестьдесят миль в час длинные цепочки товарных вагонов. Этот локомотив тащил один-единственный черный, длинный частный вагон и остановился прямо перед настилом для скота, ведущим в здание «Колизея».
— Милостивый боже! — прошептал Престон Уайтвей. — Это мама.
Из частного вагона, вся с головы до ног в черном шелке, увенчанная перьями вброна, вышла вдова Уайтвей.
Газетный издатель умоляюще повернулся к старшему дознавателю «Агентства Ван Дорна».
— Я думал, она во Франции, — прошептал он. — Белл, вы мой шафер. Сделайте что-нибудь. Умоляю вас.
Рослый золотоволосый детектив расправил плечи и направился к настилу для скота. Потомок старинной бостонской банкирской семьи, воспитанный в пансионе и получивший образование в Йеле, Исаак Белл признавал традицию, согласно которой шафер спасает бракосочетание: то добывает забытые кольца, то усмиряет хмельных прежних женихов. Но это было далеко за пределами его возможностей, как если бы техасского ковбоя попросили набросить лассо на носорога.
— Наконец-то, — сказал он, вежливо кланяясь и подавая руку, — церемония может начаться.
— А вы кто такой?
— Меня зовут Исаак Белл, я шафер вашего сына и преданный читатель вашей колонки в воскресном приложении.
— Если вы читаете мою колонку, то знаете, что я не признаю разводы.
— Джозефина тоже. Не будь ее несчастный брак аннулирован самым законным образом, она уже не могла бы выйти замуж. А вот и она сама.
Джозефина с открытой улыбкой торопливо шла к ним от алтаря.
Миссис Уайтвей сказала:
— Она храбрей моего сына. Вы только поглядите на него! Боится родной матери.
— Он просто ошеломлен, мадам. Он считал, что вы во Франции.
— Он надеялся, что я во Франции. Что думаете о девушке, мистер Белл?
— Я восхищаюсь ее мужеством.
Подошла Джозефина. Она смотрела тепло и протягивала обе руки:
— Я так рада, что вы смогли приехать, миссис Уайтвей. Моя мама не смогла, и до этой минуты я чувствовала себя страшно одинокой.
Миссис Уайтвей осмотрела Джозефину с ног до головы.
— Разве вы не из простых? — вопросила она. — Слава богу, хорошенькая, но не красавица. Красота портит женщину, кружит ей голову… А кто эта женщина в платье подружки невесты? Она направляет на нас камеры и прожекторы?
— Моя невеста, — сказал Исаак Белл, который уже не был в центре внимания гостьи. — Мисс Марион Морган.
— Ну что, иногда из сказанного мной о красивых женщинах бывают исключения, — хмыкнула миссис Уайтвей. — Юная леди, вы любите моего сына?
Летчица посмотрела ей в глаза.
— Он мне нравится.
— Почему?
— Он заставляет всех действовать.
— Единственная хорошая черта, какую он унаследовал от моего мужа. — Она пожала Джозефине руку, сказав: — Давайте покончим с этим, — и пошла к алтарю.
Миссис Уайтвей уселась в первом ряду, и заместитель епископа в третий раз начал:
— Мы собрались здесь сегодня… — когда в окне над Джозефиной и Престоном небо вдруг стало зеленым.
— Смерч! — закричали жители равнин Техаса, которые знали, что такой необычный цвет неба может означать только приближение торнадо.
Жители Форт-Уорта бросились к своим погребам-убежищам, прихватив с собой столько гостей, сколько могли втиснуть. Гости, приехавшие в «особых» составах, спасались в своих сомнительных укрытиях. Те, у кого не было ни погребов, ни вагонов, находили салуны.
Еще долго после наступления темноты торнадо бродили по пастбищам, гремя, как взбесившиеся поезда, швыряя в небо скот и амбары. Город они пощадили, но лишь далеко за полночь собравшиеся ощутили запах свадебного пира и услышали долгожданные слова: «Объявляю вас мужем и женой».
Престон Уайтвей, раскрасневшийся после многочисленных свадебных тостов, поцеловал новобрачную в губы. Подружка невесты Марион Морган заверяла всех интересующихся, что имела возможность наблюдать за ними в непосредственной близости и видела, что Джозефина храбро ответила на этот поцелуй.
Крик «Кушать подано!» привлек сотни гостей к столу.
Уайтвей высоко поднял бокал.
— Я пью за мою прекрасную супругу, «Любимицу Америки в воздухе». Пусть она летает в моих объятиях все выше, и дальше, и…
Окончание фразы заглушил грохот двух моторов поднявшегося в воздух биплана Стивена Стивенса.
Джозефина выскочила из-за свадебного стола и выбежала за брезентовый клапан, закрывавший настил для скота, на летное поле. Изрыгая огонь из обоих моторов, аэроплан Стивенса поднялся над изгородью, пролетел над локомотивом миссис Уайтвей, направился прямо к ряду телеграфных проводов, едва избежал столкновения с ними, перелетел через амбар и исчез в ночи.
Марко Селер стоял, держа в руках клинья, которые вытащил из-под колес аэроплана, и размахивал логарифмической линейкой Дмитрия Платова и соломенной шляпой с красной лентой.
— Я тебе говорил, что придумаю что-нибудь для твоей брачной ночи.
— Куда он полетел?
— В Абилин.
— Этот подлый жирный…
— Я уговорил его вылететь раньше, чтобы мы могли поработать над моторами.
— Как он может лететь в темноте?
— Звезды и луна указывают путь.
Джозефина крикнула своим механикам, чтобы заливали бензин и масло в ее машину и разворачивали ее. Она побежала к аэроплану, окутанная, как облаком дыма, подвенечным платьем; Марко бежал следом. Пока она, наклоняясь, освобождала крепления, он срывал брезент с крыльев моноплана.
— Должен тебя предупредить… — настойчиво зашептал он.
— О чем?
Она освободила одно крепление, подтянула трос кронштейна и наклонилась ко второму.
— Если что-то случится с «Дмитрием Платовым», не волнуйся.