– Это сколько будет? – К облегчению Клары, вопрос этот задала Рут.
Клара хотела знать, но так, чтобы не показаться корыстной.
– Сегодня утром я сделала несколько звонков и произвела кое-какие подсчеты. После уплаты налогов остается около четверти миллиона долларов.
Из комнаты словно выкачали воздух. Клара не могла поверить. Она богата, они будут богаты. Как она ни боролась с собой, но ей виделась новая машина, новое постельное белье и хороший обед в монреальском ресторане. И…
– Есть еще две вещи. Это конверты. Один для вас, миссис Зардо.
Рут взяла конверт и стрельнула взглядом в Гамаша, который внимательно наблюдал за происходящим.
– Другой конверт для Йоланды Фонтейн. Кто ей передаст?
Никто не выразил желания. Наконец Клара сказала:
– Я передам.
Когда они оказались за пределами кабинета нотариуса, Гамаш подошел к Питеру и Кларе:
– Я бы хотел, чтобы вы помогли мне в доме мисс Нил. Теперь, насколько я понимаю, это ваш дом.
– Я и представить себе не могу, что когда-нибудь буду думать о нем как о чем-то ином, нежели дом Джейн.
– Надеюсь, что это не так, – сказал Гамаш, слегка улыбнувшись Кларе.
– Конечно мы вам поможем, – сказал Питер. – Что мы должны сделать?
– Я хочу, чтобы вы оба пришли в дом и просто взглянули на него.
Большего он говорить не хотел.
Странным образом самое большее воздействие на Клару оказали запахи. Этот безошибочно узнаваемый запах Джейн, кофе и древесного дымка. Еле ощутимый аромат свежей выпечки и псины. И «Флорис», единственная блажь, которую она себе позволяла. Джейн была в восторге от туалетной воды «Флорис» и на Рождество заказывала себе этот маленький подарок из Лондона.
Полицейские обшаривали каждый уголок в доме, снимали отпечатки пальцев, брали образцы тканей, рассматривали фотографии. Из-за их присутствия дом казался совсем чужим, но Клара знала, что Джейн тоже здесь, в пространствах между чужими людьми. Гамаш провел Клару и Питера через знакомую им кухню к распашной двери. К двери, через которую они никогда не проходили. Часть Клары хотела развернуться и уйти домой. Никогда не видеть, что так рьяно прятала от всех них Джейн. И пройти через эту дверь сейчас было похоже на предательство в ответ на доверие Джейн, признание того, что Джейн больше уже не сможет остановить их на пороге.
Отвратительно. Ее любопытство одержало верх, словно и сомнений никаких не было, и она толкнула распашную дверь и вошла внутрь. Прямо в эту галлюцинаторную картинку из прошлого.
Ее первым порывом было рассмеяться. И после нескольких мгновений, когда она стояла ошарашенная, она и в самом деле рассмеялась. И продолжала смеяться. Пока не заставила себя остановиться из опасения, что намочит трусы. Питера заразила эта инфекция, и он тоже начал смеяться. Гамаш, до этой минуты видевший здесь только карикатуру, улыбнулся, потом фыркнул, потом рассмеялся, а через несколько мгновений смеялся уже так, что слезы катились у него из глаз.
– Абсолютно ужасающий вкус, – сказала Клара Питеру, который, еще не отсмеявшись, стоял, сложившись пополам.
– Убедительно, детка, убедительно. – Он вздохнул и сумел поднять руку с выставленными двумя пальцами в знак того, что приступ смеха кончился, потом уперся ладонями в колени, поддерживая свое подрагивающее тело. – Ты ведь не думаешь, что Джейн настроилась на нашу волну, послала сигнал и выключилась?
– Я должна сказать, что медиум и есть послание.
Клара показала на идиотские смайлики и опять принялась смеяться до исступления, держась за Питера, чтобы не свалиться на пол.
Эта комната не только вызывала безумный смех, но и приносила облегчение. Минуту или две спустя, когда они сумели взять себя в руки, все трое двинулись наверх. В спальне, на столике рядом с кроватью Джейн, Клара увидела и взяла книгу – «Настигнутые радостью» Клайва Льюиса. От книги пахло «Флорисом».
– Не понимаю, – сказал Питер, когда они спустились по лестнице и сели у камина.
Клара не могла сдержаться. Она протянула руку и прикоснулась к одному из отливающих желтым цветом смайликов на обоях. Это был бархат. Она издала смешок, внутренне надеясь, что нового приступа с ней не случится. Нет, правда, это было слишком уж смешно.
– Почему Джейн не пускала нас в эту комнату? – спросил Питер. – Ведь не все здесь так плохо.
Все недоуменно уставились на него.
– Ну, вы же понимаете, о чем я.
– Я вас прекрасно понимаю, – подтвердил Гамаш. – У меня тоже возник этот вопрос. Если она не стыдилась этого, то почему не впускала сюда друзей? Нет, я думаю, это сделано, вероятно, намеренно, чтобы отвлечь нас.
Он замолчал. Может быть, в этом и состояло назначение этих жутких обоев. Они были каким-то хитрым ходом, уловкой, имеющей целью отвлечь их от того, что Джейн хотела скрыть. Гамаш наконец почувствовал, что, возможно, найдет отгадку того, зачем она обклеила стены этими жуткими обоями.
– В этой комнате есть что-то еще. Предмет мебели, керамика, книга. Это что-то здесь.
Они вчетвером принялись обыскивать комнату. Клара стала разглядывать старинные глиняные фигурки, о которых узнала от Оливье. Старые кружки и чаши из глины, изготовленные в Квебеке, были чуть ли не первым товаром, производившимся в колонии еще в XVIII веке. Примитивные изображения коров, свиней, цветов на грубоватой глиняной посуде. Это были ценные коллекционные экспонаты, и Оливье просто завизжит от восторга. Но прятать их не было нужды. Гамаш поставил на попа маленький письменный столик и теперь искал в нем потайные ящики, а Питер внимательно разглядывал большой сосновый комод. Клара открыла ящики шкафа, набитые кружевными салфетками и расшитыми подстилками под тарелки и столовые приборы. Она вытащила их. Они представляли собой воспроизведения пасторальных квебекских картинок середины XIX века. Она и прежде видела их на кухонном столе Джейн, накрытом для гостей. Однако она видела их и где-то еще. Они были широко распространены. Но может, это были не подражания, а оригиналы? Или же они были изменены и несли некий тайный смысл?
Ничего такого она не нашла.
– Кажется, у меня тут что-то есть.
Питер отступил от соснового комода. Тот стоял на устойчивых маленьких деревянных ножках и доходил до высоты бедра. По бокам были кованые чугунные ручки, а спереди – два небольших ящика. Насколько мог судить Питер, в комоде не имелось ни одного гвоздя, все соединения этого изделия из сосны медового цвета были шпунтовые. Он был изящный и просто сводящий с ума. В основную полость комода можно было попасть, только сняв верхушку. Но вот верхушка-то никак и не снималась. Почему-то, по какой-то причине она была заперта. Питер попытался еще раз сорвать верхушку, но она не подавалась. Бовуар, к недовольству Питера, отодвинул его в сторону и попробовал поднять верхушку сам, словно для этого существовал еще какой-то способ.