Я положила счета обратно в бардачок и почувствовала что-то под ногами. Наклонилась и подобрала с пола темные очки и ключи на кольце. Таких я раньше не видела. Это были не мои ключи.
В сгущающихся сумерках я поехала по широко разбросанным лондонским предместьям. В темноте все казалось более пугающим, чем на свету. Я была измотана усталостью, но, перед тем как возвратиться к Шейле и Гаю, хотела хотя бы что-то доделать.
— Знаете, что вам нужно?
— Нет, Лоуренс. Что?
— Отдохнуть.
Я стояла в офисе «Джей и Джойнер» и смотрела на то место, где обычно находился мой стол. Забавное дело: наша контора выглядела, как всегда, обыденно — ничего особенного. По иронии судьбы это была фирма, которая проектирует интерьеры для других! Единственная привлекательная деталь — она находилась в переулочке в сердце Сохо в паре минут от кафешек и рынка. Правда, исчезли следы моего пребывания в ней. Даже за моим столом никто не сидел. Остальное пространство слегка перепланировали, и место, которое некогда занимала я, перестало существовать.
Кэрол провела меня к начальнику. Странное чувство, когда тебя сопровождают на твоей работе. Нет небрежных кивков и приветствий, к которым я привыкла. Ко мне приглядывались, на меня косились, а одна новенькая любопытно уставилась, понимая, что я здесь своя, пока Энди не наклонился к ней и что-то не прошептал на ухо. Тогда она вылупилась на меня с еще большим любопытством. Кэрол изо всех сил извинялась за то, что унесли мои вещи, объяснила, что о них тут все спотыкались, поэтому положили в коробки и убрали в кладовку. Мою почту рассортировали по другим сотрудникам или отослали на адрес Терри. «Но ведь ты именно так и просила, когда уходила», — добавила она. Я неопределенно кивнула.
— С тобой все в порядке? — спросила Кэрол.
Вопрос еще тот. Что она имела в виду: мою наружность или что-то иное? Кэрол заметно вздрогнула, когда я появилась в приемной в своей «нерабочей» одежде. Прибавьте сюда мои волосы и то, что я похудела на стоун. Да и лицо еще не вполне оправилось от синяков.
— Были кое-какие обстоятельства, — туманно объяснила я.
Она кивнула и отвела глаза.
— Полиция приходила, спрашивала обо мне?
— Да. — Кэрол снова посмотрела мне в лицо.
— О чем?
— О твоей работе и о том, почему ты уволилась.
— И что ты ответила?
— Меня не спрашивали. Они разговаривали с Лоуренсом.
— Ну, а ты-то как считаешь?
— Что?
— Почему я ушла.
Я ей не призналась, что сама не представляю, почему ушла. Надеялась, что в мире есть хоть один человек, которому я не обязана рассказывать свою историю. Чувствовала, что не смогу наблюдать, как меняется очередное лицо и на нем появляется выражение недоумения. Должны же мне сочувствовать и верить?
Кэрол задумалась.
— Думаю, ты была права, — начала она. — Так продолжаться не могло. Ты себя сжигала.
— Значит, ты считаешь, что я поступила правильно?
— Я позавидовала твоему шестимесячному отпуску. Это было очень смело.
Вот тебе раз — шестимесячный отпуск. А что значит «смело»? Эвфемизм для слова «глупо»?
— Ждешь не дождешься моего возвращения? — словно бы в шутку спросила я. Кэрол снова насторожилась. Что, черт возьми, я все-таки натворила?
— Хотя буча в итоге была явно ни к чему, — ответила она. — Было сказано много лишнего.
— Я всегда славилась невоздержанным языком, — сказала я, в то время как мне хотелось заорать: «Что тут приключилось?»
— Дело не в сути, а в тоне. Ты правильно поступила, что пришла объясниться. — Мы уже стояли на пороге кабинета Лоуренса. — Кстати, — как бы невзначай спросила она, — что там у тебя с полицией?
— Все очень запутано, — бросила я в ответ. — Оказалась в неудачном месте в неудачное время.
— Так это правда... что тебя?..
О! Значит, слухи о том, что меня похищали, дошли и досюда.
— Ничего подобного, — отрезала я.
* * *
И вот я оказалась перед Лоуренсом Джойнером, и он объяснял, что мне нужно, а что нет. Это выглядело очень странно. И я экспромтом решила не отчитываться перед ним по поводу моей недавней общеклинической и психиатрической истории болезни. Теперь я не сомневалась, что мои последние дни в «Джей и Джойнер» никто бы не назвал большим успехом.
— Удачная мысль, — заметила я. — Постараюсь отдыхать как можно больше.
— Не стоит говорить, Эбби, как мы вас ценим.
— Мне всегда приятно это слышать.
У Лоуренса Джойнера было сорок два костюма. Как-то он устраивал вечеринку у себя дома, и одна из наших девчонок забралась к нему в спальню и пересчитала. Они занимали три шкафа. Это случилось год назад. Теперь костюмов, должно быть, больше. И все красивые. Наставляя меня, Лоуренс разглаживал на колене симпатичную темно-зеленую ткань, словно там лежал его домашний любимец.
— Мы все о вас тревожились, — продолжал он.
— Я сама о себе немного беспокоилась.
— Что ж... тогда не стоит возвращаться к тому, что было.
«Ну пожалуйста, вернись», — мысленно умоляла я. Но если яблоко не желает падать, надо немного потрясти яблоню.
— Я только хотела убедиться, — в отчаянии начала я, — что, с вашей точки зрения, все по-прежнему в порядке.
— Мы все едины, — ответил Лоуренс.
Необыкновенно вежливо!
— И все-таки нельзя ли поподробнее, как вам видится мой отпуск. То, что я сейчас не работаю.
Лоуренс нахмурился.
— Не уверен, что нужно снова во всем этом копаться. Поверьте, я больше не сержусь. Теперь мне ясно, что вы переработали. Это моя вина. Вы трудились самоотверженно и с большой отдачей, а я вас слишком загрузил. Полагаю, если бы мы не сцепились по работе над «Лавиной», то поругались бы по другому поводу.
— И это все?
— Если вы хотите спросить, простил ли я вас за то, что вы позорили компанию перед клиентами и бегали по всему Лондону, подговаривая их жаловаться, то я отвечу — «да». Почти. Видите ли, Эбби, боюсь показаться персонажем из «Крестного отца», но вам не стоит быть на стороне клиентов. Если вам кажется, что их плохо обслужили или запросили чрезмерно большую сумму, обсудите эти вопросы со мной, а не шепчитесь за моей спиной во внерабочее время. Но я думаю, мы обо всем успели договориться.
— А когда поступили эти жалобы? — Мне не требовалось выяснять, в чем была их суть. Память ясно сохранила характер проекта «Лавина».
— Вы решили начать все сначала? И это после того, как мы уладили наши дела?