«Так я же тебя кастрюлей по голове огрела, — усмехнулась про себя Маша, — неудивительно, что всю память отшибло».
Олег Васильевич вместе с Валентином Пузыревым, предварительно надев на незадачливого кондитера наручники, поехали вместе с ним в химчистку.
— Ну и вечерок, — сказала Тамара, запирая за ними двери и возвращаясь в гостиную, чтобы убрать со стола. — А я-то хотела его ужином накормить… Ну, что пригорюнились? Тяжелый был день? Устали? Намаялись, бедолаги? Марш в ванную, руки мыть. У нас сегодня на ужин отличная рыба под майонезом. А я сейчас позвоню твоей маме, Сережа, и приглашу ее тоже к нам на ужин. Пока она соберется, глядишь, и наши вернутся…
— Надо бы позвонить Дрону со Светкой, рассказать, — сказал Горностаев, думая о том, каких только совпадений не бывает на свете. — Вот они удивятся!
Утром следующего дня, проснувшись, Сергей долго не мог понять, приснилось ли ему все то, что произошло с ними вчера, или нет.
— Отца не было ночью, — войдя к нему в комнату, сказала мама. — Опять какие-то срочные дела. Но он звонил, просил передать тебе, что все идет по плану. Ты знаешь что-нибудь?
Сергей подумал о том, какая же она терпеливая, его мама. Всю ночь, наверное, прождала отца, сидя с вязанием в кресле и время от времени поглядывая на часы. На ужин к Пузыревым она, конечно же, не пришла. Знала, чувствовала, что не будет там ее Олега, что мотается он сейчас по ночному городу в поисках невидимых, но ощутимых преступников.
— Я? Да так, в общих чертах, — ответил он уклончиво, чтобы она не переживала теперь уже из-за Сергея. Ей и так несладко приходится.
— Еще звонила Маша, просила передать, что репетиция сегодня, несмотря на воскресенье, и чтобы ты захватил гофрированную красную и оранжевую бумагу для имитации камина. Звонила еще одна девочка, ты ей обещал какую-то компьютерную игру, она зайдет с минуты на минуту…
Сергей вспомнил, что на днях пообещал одной девчонке из параллельного класса, Женьке, фамилии которой он не знал, но которая играла в спектакле придворную даму, пару дисков с играми. В это время раздался звонок.
— Ну вот, наверное, она, эта девочка.
— А ты еще не умывался… Быстро приводи себя в порядок, а то неудобно…
И мама пошла открывать. Сергей же, натянув джинсы и свитер, взял с полки два диска и вышел вслед за ней.
— А, привет, — хмуро поприветствовал он ее. — Вот, бери. На неделю устроит?
— Да я отдам тебе перед Новым годом… Знаешь, о чем еще хотела тебя спросить? — И Женя, маленькая, веснушчатая, с выбивающимися из-под красной вязаной шапочки ярко-рыжими волосами, покраснела.
— Валяй, — разрешил Сергей. — Да ты проходи, чего в дверях-то стоишь?
Женя вошла и встала в уголочке, как бедная родственница.
— Твой друг, Дронов, ходит с одной девчонкой, ее фамилия Конобеева?
— Ну да, а что?
— У нее отец — управляющий строительной фирмой?
— Да, а вам что, надо сделать ремонт?
— Нет… А чем занимается ее мама?
— Понятия не имею. Кажется, ничем…
— Так ты передай Свете, что люди не продаются, даже накануне Нового года. Вот, собственно, и все, что я хотела сказать… А насчет дисков ты не переживай, я поиграю и отдам.
Не успел Горностаев опомниться, как Жени уже и след простыл.
«Что за чертовщина? Какие еще люди не продаются? Что она имела в виду?»
— Сережа, тебя к телефону!
«Разорваться мне, что ли?!» — Сергей бросился в комнату и схватил трубку:
— Слушаю.
— Значит, так, молодой человек, — раздался глухой и далекий мужской голос, от которого повеяло холодом. — Вас вызывают повесткой в суд. (У Сергея упало сердце.) В милицию поступило заявление от гражданина… м-м… Белобородова. Предупредите своих родителей, чтобы они приготовили вам теплые вещи и мешок сухарей. Если повезет, то вы отделаетесь условным сроком и большим штрафом, но если только повезет… — И короткие гудки.
«Вот и доигрались. — Сергей аж вспотел от напряжения. — Не хватало только суда и, пусть даже условного, срока… Вот и ослепил Машу! До потери пульса!»
Он так разволновался, что не сразу услышал, как опять звонит телефон. Очнувшись, он судорожным движением схватил трубку.
— Сергей, это Маша. Ну что, как дела? Твой отец забрал дискеты у Белобородова?
— Отец еще не возвращался, я пока ничего не знаю… Маша, нам надо срочно встретиться. Разговор есть.
— Да пожалуйста! Какие проблемы! Тебе мама говорила про гофрированную бумагу для камина?
— Мне, если честно, сейчас не до камина. Ты приходи ко мне скорее, но если случится так, что когда ты придешь, меня уже не будет, то знай, я все взял на себя. Все, Маша, больше говорить не могу…
С тревожно бьющимся сердцем Сережа положил трубку и оглянулся. «Быть может, — подумал он, — я вижу эту комнату в последний раз». Но как, как Белобородов догадался, что в кондитерской были они с ребятами? Неужели ему все отец рассказал? Вот тоже правдолюбец нашелся!
В комнату заглянула мама.
— Сынок, ты будешь гренки с сыром или блинчики с мясом?
Сергей как-то странно посмотрел на мать, словно мысленно уже прощаясь с ней. «Да уж, — снова подумал он про тюрьму, — уж там-то тебя, Горностай, блинчиками да гренками никто не покормит».
— Блинчики, — и, немного помолчав, добавил: — И гренки. Да побольше.
Когда снова зазвонил телефон, ему было уже все равно — он был готов к самому худшему.
— Добрый день, — прозвучал незнакомый мужской голос. — Это квартира Горностаевых?
— Да, — убитым голосом ответил Сергей.
— У вас дома масло имеется?
— Чего? Какое еще масло?
— Сливочное, какое же еще?! — возмутились на другом конце провода. — Так есть или нет?
— Есть… — опешил Сергей. — А что?
— Так намажьте его себе на голову! — захохотал в трубке веселый и громкий голос Пузырька. — Ты вещи теплые собрал? Сухари успел насушить?
— Никита, я тебя убью… — Горностаев бросил трубку и вытер мокрый лоб. — Прямо сейчас… Вот только шнурки поглажу.
Света Конобеева в то утро чувствовала себя ужасно. Ее затея с ужином, который должен был, как планировали, состояться двадцать девятого декабря в шикарном ресторане «Прага», сорвалась. Могилевский наотрез отказал ее отцу, Конобееву Михаилу Александровичу, поужинать с его женой, то есть со Светиной мамой. Он сказал, что готов выступить для них в какой-нибудь роли, пусть даже и Деда Мороза, но это будет очень дорого стоить. Он так и сказал: «В долларах это будет выглядеть так же, как если бы вы заказывали себе на Новый год Дастина Хоффмана или Жерара Депардье». Словом, народный артист Юрий Могилевский обиделся. Но Света Конобеева расстроилась, конечно же, не из-за Могилевского, а из-за своей мамы, которая, будучи уверенной, что ужин состоится, купила по этому поводу новое платье.