— Почему?
— Потому что ее медальон подбросили в квартиру Зои еще до смерти самой Зои. Раньше, чем Дженнифер начала получать письма и обратилась в полицию.
— А может, полицейские только сделали вид, что нашли медальон.
Я подумала минуту.
— Может быть, — с сомнением откликнулась я. — И все-таки связь с Дженни остается неясной. Почему выбрали именно ее?
— Наверное, Стадлер ее где-то увидел.
— Так можно сказать про каждого. А версию с полицейскими мы строили, зная, что они видели всех трех женщин.
Меня затошнило.
— Опять ошиблась, — тоскливо произнесла я. — Пойду, пожалуй.
Моррис коснулся моей руки.
— Побудь еще немного, — попросил он. — Посиди, Надя.
— А как удачно все складывалось... — бормотала я. — Версия была такая гладкая. Жаль от нее отказываться...
— Вернулись к стогу сена, — подытожил Моррис. Он улыбался, хотя мне было не до смеха. Сияли его зубы, глаза, все лицо.
— Знаешь что? — спросила я.
— Что?
— Я привыкла представлять, какими были Зоя и Дженни. И расстраивалась, что никогда не видела их. Но теперь мне иногда кажется, что мы не просто сестры — мы один и тот же человек. Мы прошли одинаковые испытания. Мы лежали в постели, мучаясь одинаковыми страхами. И вскоре все мы умрем.
Моррис покачал головой:
— Надя...
— Тсс! — перебила я, как ребенка. Я разговаривала с собой и не хотела, чтобы мне мешали. — Помню, как я встретилась с Луизой в квартире Зои. Мы узнали друг друга, будто она моя подруга. Она рассказывала, как в последний день ходила с Зоей по магазинам, а мне казалось, что это было со мной. И ей тоже, я видела это.
И в этот миг туман вдруг рассеялся, засияло солнце, и я отчетливо увидела все вокруг. Сомнений не осталось. Заключения экспертов намертво впечатались в память.
— Что с тобой?
Я вздрогнула: совсем забыла про Морриса.
— Что?
— Ты где-то далеко. О чем ты думаешь?
— О том, что Зоя погибла в белой тенниске, которую купила в тот день, гуляя с Луизой. Парадокс, правда?
— Не понимаю, — нахмурился Моррис. — При чем тут парадокс? Объясни, Надя.
— Только все испортили, — невнятно пробормотала я.
Моррис смотрел на меня во все глаза, будто хотел заглянуть в душу. Решил, что я свихнулась? Вот и хорошо. Я придвинулась ближе и взяла его за руку. Она вяло повисла. Моя была холодной и сухой. Я сжала ладонь Морриса.
— Так хочется чаю, — сказала я.
— Сейчас! Сейчас принесу, Надя. — Он заулыбался. Не мог удержаться.
Он вышел, а я подошла к двери. Несколько засовов и замков. И пятьдесят ярдов пустого переулка. Я отошла.
— Помочь? — крикнула я.
— Я сам, — отозвался Моррис из кухни.
Под пробковой доской с кнопками стоял письменный стол. Я тихонько выдвинула первый ящик. Чековые книжки, счета. Во втором — открытки. В третьем — каталоги. В четвертом — пачка фотографий. Я уже знала, что увижу на них, но все равно задохнулась от ужаса. Моррис, незнакомец, второй, и Фред. Моррис, Кэт и Фред. Моррис и опять Фред. Я сунула один снимок в карман джинсов. Может, его найдут. На моем трупе. Закрыла ящик и присела к столу. Огляделась. Да, теперь все ясно. Мысли прояснились. Нет, не прояснились: мозг нашел новую пищу для размышлений. Мне вспомнилась фотография мертвой Дженни. Каждая страшная подробность. Что бы сделала на моем месте Дженни?
Вошел Моррис, исхитрившись сразу принести чайник, две кружки, пакет молока и пакет печенья. Поставив ношу на стол, он сел.
— Подожди секунду, — попросила я, когда он начал разливать чай. — Хочу тебе показать... — Я встала и обошла вокруг стола. — Это фокус.
Он опять заулыбался. Такая славная улыбка. Радостный, взволнованный. Сияют глаза.
— Фокусник из меня, конечно, никудышный, — продолжала я, — зато я знаю, что зрителям ни в коем случае нельзя заранее рассказывать, что сейчас будет. Если не выйдет — можно сделать вид, что так и было задумано. Смотри. — Я сняла с чайника крышку, схватила чайник и быстро плеснула чаю ему в лицо. Брызги попали мне на руки, но я ничего не почувствовала. Моррис взвыл, как зверь. Я метнулась к утюгу, схватила его обеими руками. Единственный шанс никак нельзя было упустить. Моррис закрывал лицо ладонями. Я вскинула утюг и изо всех сил ударила его по правому колену. Послышался тошнотворный треск и еще один вопль. Моррис боком сполз со стула. Что теперь? Я вспомнила про снимок. От ярости я раскалилась, как кочерга только что из камина. Мне на глаза попалась его левая щиколотка. И я ударила по ней утюгом. Опять треск. Вой. Моррис схватил меня за брючину. Я снова вскинула утюг, но он уже разжал пальцы.
Я отошла в другой угол комнаты. Он лежал на полу, корчась и скуля. На лице появился зловещий багровый ожог.
— Если сдвинешься хоть на дюйм, — предупредила я, — я переломаю тебе все кости. А ты знаешь, я могу. Я видела снимки. Видела, что ты сделал с Дженни.
Я попятилась, не сводя с него глаз. Быстро огляделась, нашла телефон. С утюгом в руке, шнур которого волочился по полу, я набрала номер.
Положив трубку, я замерла в самом дальнем углу от Морриса. Он все еще стонал и всхлипывал. Может, собирается с силами, чтобы вскочить и наброситься на меня? Ударить еще раз? Попробовать проскочить к двери? Меня не держали ноги. Я ничего не могла поделать. Вдруг меня охватила дрожь. Я прислонилась к стене, чтобы не упасть.
Я заметила, что он ползет — сначала робко, потом все увереннее. Он подтягивался на руках, постанывал. Нет, он не встанет. Обе ноги перебиты. Ему осталось только ползать, скуля от боли. Он прислонился к книжному шкафу, приподнялся повыше и вывернул шею, глядя на меня. Лицо сильно обожжено, особенно щеки и лоб. Один глаз почти закрылся. Изо рта вытекала слюна, скапливалась на подбородке. Он закашлялся.
— Что ты натворила?
Я молчала.
— Ты ничего не понимаешь. Я не виноват.
Я покрепче сжала утюг.
— Только шевельнись — и я тебе голову разобью.
Он попытался сменить позу и вскрикнул.
— Господи, как больно! — простонал он.
— Зачем ты это сделал? У нее были дети. Она тебе мешала?
— Ты спятила! Я ни в чем не виноват, клянусь, Надя! Тебе же сказали. Когда убили Зою, я был за сотню миль от города.
— Знаю, — кивнула я.
— Что?
— Зою ты не убивал. Хотел, но не стал. Зато прикончил Дженни.
— Клянусь, это ошибка, — повторял он. — Господи, что ты сделала с моим лицом? Зачем?