Он обладал особым обаянием, сила которого была необычайно велика. Под действие его обаяния часто попадали не только хорошенькие женщины, жены крупных бизнесменов, но и их осторожные мужья. Прекрасных дам он покорял своим остроумием, которое, надо сказать, частенько граничило с недозволенным. Но это лишь усиливало общее благоприятное впечатление. Владислав Геннадьевич всем своим видом, манерами напоминал аристократа, завсегдатая светских приемов, готового с удовольствием поддержать в меру шумное застолье и веселую компанию. С мужчинами он был в меру откровенен и по-деловому собран, с дамами весьма любезен, а порой необыкновенно нежен. Правда, эта обходительность всегда сопровождалась иронией, сквозившей в каждом его слове, но была настолько мила, что никого не задевала. И никто не мог предположить, что свое остроумие столь утонченный и внимательный мужчина оттачивал не на светских раутах, в присутствии высокопоставленных гостей, а в камерах следственного изолятора, где, как правило, сидели не балованные жизнью, но весьма искушенные слушатели и воспринимали удачное словцо так же живо, как малышня в цирке чудачества рыжего клоуна. Можно было подумать, что большую часть жизни мистер Игнатов провел не в соседстве с малограмотными зэками, а в окружении политиков, кинозвезд, шоуменов, топ-моделей.
Что касается деловых кругов, то и здесь за короткий период он сумел приобрести репутацию надежного компаньона – за полтора года не сорвал ни одной сделки, работал по-крупному, благодаря чему имел солидные, крепкие связи среди финансистов и промышленников. Его деньги были удачно и с умом вложены: в государственные проекты, в строительство объектов военно-промышленного комплекса. Его слово стало для многих таким же убедительным, как золотой вексель. Чистый капитал фирмы «Интеркоммодитис», по оценкам специалистов, составлял восемьсот миллионов долларов, однако многие служащие фирмы могли догадываться, что эта цифра была значительно больше.
Быстрый взлет «Интеркоммодитис» никого не удивил, поскольку Игнатов Владислав Геннадьевич оказался не единственным, кто, выехав из России в период перестройки, имел немалые капиталы за счет вливаний от российских фирм и банков. На неконтролируемый приток денег местные власти лукаво закрывали глаза. Кто же откажется от дармовщины? Но ни у кого и в мыслях не было, что это не единственный вид деятельности русского бизнесмена. Помимо всего прочего, Варяг уже контролировал немалую часть ночных клубов Тихоокеанского побережья, сумев войти в долю к Альберто Монтиссори; он успешно потеснил представителей других семейств с бойких мест в центре Сан-Франциско и в близлежащих курортных городишках. С уже облюбованного Западного побережья он стал заглядываться на Восток, на пляжи Флориды. Ему уже виделся тот день, когда он ступит на землю Лас-Вегаса не просто игроком с двумя-тремя сотнями тысяч долларов в кармане, а как один из хозяев этого могучего центра в индустрии развлечений.
Варяг постоянно продолжал укреплять свою армию, основное пополнение приходило из вновь прибывающих эмигрантов. Познавшие жизнь ночлежек, похлебавшие лиха в доках американских портов, поскитавшиеся, поголодавшие и отчаявшиеся, они мгновенно отзывались на его заманчивые предложения, быстро начинали ориентироваться в новых условиях и готовы были исполнить практически любое распоряжение своего шефа. Варяг предвидел, что скоро ему станет тесен тот мир, который он сумел создать, а потому охотно посылал эмиссаров в новые места. Уделяя большое внимание своей безопасности, он также уделял львиную долю времени изучению достижений своих партнеров по бизнесу: не прошло и года, как Варяг знал практически все об основных кланах. Этому в немалой степени способствовала новейшая техника, на которую он не жалел средств, – подслушивающие устройства и аппаратура устанавливались в офисах, домах и машинах его конкурентов. Владислав стал энергично вникать во взаимоотношения внутри семей, изучил их сильные и слабые стороны, и для него уже не являлось секретом, какими силами располагают те или иные группировки. Варяг был осведомлен и о том, сколько бойцов может выдать каждый клан в случае возникновения открытого конфликта. Особый интерес для Варяга представляли источники дохода каждой семьи. Он достаточно быстро увидел важную закономерность – более восьмидесяти процентов дохода приходится на незаконные операции, а по российским воровским понятиям, этот бизнес следовало обложить побором.
С помощью Сивого через какое-то время Варяг имел во многих группировках своих людей. За информацию он всегда платил очень щедро, награждая особенно ретивых крупными перечислениями на личную банковскую карточку. Так он поступал в России, когда хотел знать, что творится в регионах, – во многих воровских сообществах он имел своего человека.
Варяг смог убедиться в том, что опробованный в России метод блестяще действует и здесь, в США, в стране с развитой демократией. В каждом клане непременно отыщется гангстер, готовый за щедрое вознаграждение поделиться «семейными» секретами. Порой Варяг был осведомлен о делах какого-либо из кланов в не меньшей степени, чем сами крестные отцы, обремененные текущими вопросами и тугими кошельками.
У Варяга разгорался вкус к предпринимательству. Он чувствовал, что у него есть к этому способности – филиалы его фирмы теперь были открыты по всей стране. Одни торговали лесом, пшеницей, металлом, другие специализировались на посредничестве в деловых контактах с Россией. Третьи занимались производством ширпотреба и торговлей на Россию.
Организация, созданная Варягом, крепла. Какое-то время дела шли просто блестяще – получалось все, что бы ни было задумано. И это несколько притупило внимание Варяга. Неприятности начались пару месяцев назад, когда Варяг отправил своих представителей для переговоров с одной из крупных группировок Лос-Анджелеса, а сам улетел в Амстердам.
Ужасное известие застало его утром за чашкой крепкого кофе. Звонил Сивый. Двоих эмиссаров, отправленных им в Лос-Анджелес, застрелили в упор в тихом французском ресторанчике во время распития бордо. Еще двоих нашли с простреленными черепами в борделе в центре Сан-Диего. Труп пятого был обнаружен полицией в мусорном баке в Санта-Барбаре.
Варяг посчитал бы за случайность смерть одного из посыльных, но столь массовое убийство выдавало хорошо спланированную акцию. Он чувствовал, что кто-то очень мощный встал за его спиной и умело использует возникшую ситуацию. Все эмиссары были уничтожены в то время, когда он находился в Европе. Было понятно, что это предупреждение.
Беда, как говорится, не приходит одна. Вот и на Варяга все навалилось разом: и эти убийства, и взрыв его автомобиля, и появление Сержанта, и неожиданный ночной звонок Артиста, спутавший мгновенно все планы.
Артист заявился слегка хмельным и таким же безалаберным, каким Варяг знал его еще в России. Он удивлялся новому облику Варяга, не переставал восхищаться его домом, жаловался на то, что у него в Израиле «хибара» будет поплоше, шумно вздыхал и все время повторял, что здешний воздух, настоянный на благоухающих цветах, действует на него так же ободряюще, как стакан водки на голодный желудок.
Варяг больше молчал и все ждал, что сейчас Модест достанет из кармана ксиву, в которой с десяток законных изложили свои претензии. А Модест говорил все не о том.