В Питер я прилетел ранним утром, сразу поймал такси и отправился домой. Я был рад встрече с родными и со слезами на глазах обнял сына и жену. После нескольких проведенных вместе с семьей дней, после долгих рассказов про Америку и показов фотографий и видеофильмов, я наконец поехал в университет и вновь окунулся в его суматошную, веселую студенческую атмосферу. Я сразу начал читать положенный мне курс лекций, и он имел ошеломляющий успех как у студентов, так и у преподавателей нашего и других учебных заведений.
На контакт со мной вышел резидент ЦРУ в Питере, он организовал нужные для меня знакомства, и моя юридическая карьера резко пошла в гору. Я стал советником тогдашнего губернатора Санкт-Петербурга по правовым вопросам, консультировал известных политиков и бизнесменов, зарабатывал неплохие деньги и радовался жизни.
Два раза в год я делал аналитические доклады по политической и экономической жизни страны, указывал имена наиболее пригодных для деловых контактов или вербовки лиц и этим самым помогал американцам заполучить их. Некоторых из них я сам склонил к сотрудничеству с ЦРУ — небезуспешно завербовал несколько известных сейчас политиков и бизнесменов. Называть их, конечно, не буду.
Хочу заметить, что как только агент подписывал документы на согласие сотрудничать с ЦРУ, то он сразу делал заметный скачок в своей политической или бизнес-карьере. Причем он точно не знал, от кого именно исходит продвижение, но оно происходило целенаправленно и неуклонно. Таким образом, почти вся финансовая элита страны стала тем или иным способом сотрудничать с американцами. Это помогало строить в стране, как мне тогда казалось, демократическое общество, где каждый россиянин будет богат и счастлив. Но получилось, как видите, по-другому.
В один прекрасный момент я понял, осознал, что мы все — завербованные политические деятели России — формировали нашу Родину по придуманному в ЦРУ сценарию. Мы укрепляли ее частный сектор, делали ее демократической державой, но вместе с этим разрушали ее обороноспособность, стратегические отрасли и создавали из нее сырьевой придаток США. С успехом развивались банки, нефтяные компании, товарное обеспечение граждан, а тяжелое машиностроение, наука, образование и культура гибли без средств к существованию. Народ стал жить лучше в плане обеспечения бытовой техникой, иномарками и шмотками, но социально он был унижен, раздавлен и обречен.
Хотя, в глобальном масштабе, я не думаю, что американцы хотели достичь именно этого результата. Я думаю, что в России развился ужасный олигархическо-бандитский гибрид, некое подобие демократического общества, где безоговорочно правит не закон государства, а интересы крупных групп капитала и кормящиеся от него политики. — Гурвич сделал паузу, попил из стакана, сел в кресле поудобней и продолжил свой интересный рассказ: — Но перейду непосредственно к моим взаимоотношения с Тарасовым и расскажу историю про его становление и падение.
Моя вторая встреча уже с банкиром Тарасовым состоялась в девяносто третьем, когда я переехал в Москву и стал работать советником по юридическим вопросам в администрации президента России. Теперь на контакт со мной вышел сам Тарасов и предложил встретиться. В ресторане «Метрополь», за водкой «Золотой Смирнофф» и черной икрой, мы договорились о сотрудничестве и о гонораре, который он мне положит за решение его юридических проблем.
Диплом университета Шорта высоко ценится в мире, и деньги за свои юридические услуги я запросил немалые, гораздо большие, чем мне платили в администрации тогдашнего президента России. Ведь я получал проценты от сделки, а суммы этих сделок порой составляли сотни миллионов долларов. Теперь понимаете, что юристы моего уровня не самые бедные люди в стране и мире.
Тарасов в тот период только организовал свой банк, и ему позарез нужны были верные профессиональные люди. Он активно искал компаньонов в мире бизнеса, сходился со многими предпринимателями, но с большинством из них расходился. Иногда эти расхождения носили болезненный характер, но Тарасов всегда был осторожным и предупредительным и старался решать вопросы мирно. Хотя в те времена в почете были другие способы решения проблем — неугодных стреляли или взрывали.
И вот Тарасов через меня вышел на крупного американского предпринимателя Дэвида Уинслоу, и тот предложил ему профинансировать покупку крупного российского оборонного предприятия, к тому времени уже обанкротившегося. Тарасов быстренько организовал очередную компанию-однодневку и скупил предприятие задарма, но на американские деньги. Сам заработал тридцать процентов акций, а остальное ушло иностранным хозяевам. Я составлял договоры таким образом, чтобы у иностранцев был контрольный пакет акций и чтобы они, и только они, а не государство, не российские предприниматели, были его владельцами.
И с тех пор пошло-поехало. Дэвид Уинслоу давал деньги, а Тарасов скупал и скупал малые и большие предприятия, нефтяные компании и сталелитейные заводы. Я оформлял контракты, и по ним собственность России уходила за рубеж. Но иностранцы не собирались поднимать нашу страну и модернизировать промышленность, они после покупки предприятий замораживали их, банкротили и иногда стирали с лица земли. Под приватизацию попали оборонные предприятия и приносящие прибыль угольные шахты Ростовской области. В общем, иностранный капитал уничтожал своего конкурента путем покупки и банкротства.
На этих сделках я несказанно обогатился, но эти деньги не сделали меня счастливым. Мой сын взял у меня взаймы несколько миллионов долларов и открыл в Питере свой бизнес. Торговал водкой, приглашал в город зарубежных эстрадных исполнителей, пытался строить гостиницы и открывал казино, финансировал кинофильмы и театральные труппы и прослыл в Питере большим меценатом. Но в итоге разорился и попал в долговую яму. Я оплатил его счета, и все вроде бы уладилось, но в период бурных увеселительных мероприятий с девочками он подсел на наркотики и подорвал здоровье. Я собирался отправить его на лечение за границу, а он все медлил и медлил. К тому же он стал склочным, заимел себе нескольких влиятельных врагов, и в итоге произошло то, что произошло. Он попал в автомобильную аварию и погиб.
Я проводил частное расследование, просил небезызвестного вам Кешу Виноплясова использовать свои каналы и выяснить среди братвы, кто заказал сына, но все усилия были тщетны. Либо он сам наглотался снотворного, уснул за рулем и разбился, либо его убрали очень чисто и профессионально. Во всяком случае, прямых доказательств того, что его убили, я не нашел. Хотя искал.
Я очень переживал смерть сына, жена тоже, она стала болеть и через год скончалась от сердечного приступа. За год я потерял самых дорогих для меня людей. — Гурвич сделал паузу, отвел глаза от экрана, отхлебнул из стакана и продолжил: — Возможно, я скоро их встречу там, на небесах, если, конечно, попаду туда, а не в ад.
С этого времени я сильно изменился, стал больше думать о праведности своего бытия и о том, хорошо ли от него живется другим людям. Я стал задумываться о смысле жизни и о смерти. И вот в один прекрасный день я принял решение изменить свою жизнь коренным образом. Решился порвать с крупным бизнесом и с Тарасовым, с ЦРУ и политикой и уйти на дно. Условно, конечно. Я решил купить себе недвижимость за границей и исчезнуть с политической сцены страны, что называется, не хлопнув дверью. Но я не знал, как это сделать.