– В вечерних новостях фотографию этого человека должны были показать все телевизионные каналы.
– Может быть, кто-нибудь его узнает.
– Может быть. А тем временем у полиции появилась новая версия.
– Какая именно?
– Что это я подставила Пола, чтобы его убили в лифте. – Дерек промолчал, и она спросила: – Ты язык проглотил?
– Да, потерял дар речи. Такого поворота я не ожидал.
– Я тоже.
– Откуда взялась эта идея?
Джули рассказала, как она не сразу выполнила требование преступника встать на колени.
– Раз я немедленно не рухнула на пол, значит, первая в списке подозреваемых.
– А почему ты не рухнула?
– Я пыталась разглядеть под маской Крейгтона.
– Это был не он.
– Сколько раз я это уже слышала?
Они опять замолчали. Тишина в машине подчеркивала, насколько сильно разбушевалась гроза. Наконец Митчелл спросил:
– Когда я получу свою картину?
– Ее доставят завтра. Знаешь, она совсем не стоит того, что ты заплатил.
– Это капиталовложение.
– Ты можешь и не дождаться, когда полотно окупится.
Он вовсе не выглядел расстроенным:
– Деньги пойдут на доброе дело. Кроме того, я хотел купить эту картину.
– Независимо от мнения своей дамы?
– Она моя подруга, – спокойно сказал Митчелл.
– Это совсем не мое дело.
– Тогда почему ты к ней то и дело возвращаешься?
Ответить Джули было нечего.
– Я познакомился с Линдзи, когда мой лучший друг по юридической школе объявил о своей помолвке с ней, – сказал Дерек. – Я был шафером на их свадьбе и стал крестным отцом их сына Джексона. Вскоре после крещения Джексона мой друг погиб. Попал в аварию во время утреннего столпотворения на Восемьдесят пятой улице. Мы с Линдзи помогли друг другу это пережить и продолжаем дружить. Я очень ценю эти отношения. Иногда, как, например, сегодня, ей нужен сопровождающий на каком-нибудь мероприятии. Потом я везу ее домой и иду по своим делам. Линдзи не знает, что мне нужно было после аукциона поговорить с тобой, потому что, как бы близки мы ни были, я никогда не видел ее раздетой и никогда не увижу.
Джули глубоко вдохнула и медленно выдохнула:
– Тебе удалось заставить меня почувствовать себя ужасной дрянью. Ты этого хотел, да?
Митчелл закрыл глаза, сурово сдвинул брови и потер переносицу:
– Да. Именно этого я и хотел.
– Зачем?
Он убрал руку от лица и взглянул на Джули:
– Затем, что ни разу, ни в какой ситуации ты не обратилась ко мне по имени, а мне бы очень этого хотелось. Затем, что в данный момент я формально адвокат Уиллеров. Затем, что ты обвинила одного из них в нарушении закона, а это ставит нас по разные стороны юридических баррикад. Затем, что наша встреча наедине неэтична и неправильна. Затем, что я придумал причину, чтобы приехать к тебе домой и побыть с тобой наедине. Затем, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не обнять тебя, и думаю только о том, как бы снять с тебя это платье.
Быстрым движением Дерек протянул руку, положил ее на шею Джули под волосами и притянул к себе.
– Почему ты подошла ко мне тогда в самолете?
– Ты знаешь почему.
– Я знаю то, что ты сказала.
– Так оно и есть.
– Никакой другой причины?
– Нет.
– Врешь.
Его губы прижались к ее губам и раздвинули их. Язык отыскал ее язык… Джули показалось, что ее кости размягчаются.
Поцелуй был глубоким и очень чувственным, отнюдь не завершением, а прелюдией, предсказанием того, что произойдет, если она не остановит Митчелла. Джули вырвалась и пробормотала:
– Пожалуйста, не делай этого. Пожалуйста, не надо, – но когда молодая женщина шептала эти слова, ее губы двигались, требуя продолжения.
Они поцеловались снова. Дерек коснулся ее шеи кончиками пальцев, затем его рука опустилась на грудь и начала ласкать ее через ткань платья. Джули шепотом запротестовала, оторвалась от него и отвернулась.
– Не надо…
Его большой палец ласкал ее губы, и она не могла подавить искушение не ответить. Реакция собственного организма так поразила Джули, что она оттолкнула Митчелла:
– Нет, Дерек!
Он сразу отпустил ее и, тяжело дыша, откинулся на спинку сиденья.
– Ну, по крайней мере, ты назвала меня по имени.
Джули схватилась за ручку дверцы и сильно дернула. Выходя из машины, она чуть не запуталась в подоле своего платья. Сильный дождь впился в ее обнаженные плечи как тысяча иголок. В одно мгновение и волосы, и платье промокли насквозь. Джули открыла заднюю дверцу машины и взяла сумку.
– Спасибо, что подвез.
Дерек смотрел, как она перебегала улицу, путаясь в своем длинном наряде. В конце концов Джули одной рукой подобрала подол и подняла его до колен. Швейцар увидел гостью и выскочил ей навстречу с раскрытым зонтом. Они вошли в холл отеля через вращающиеся двери.
Дерек Митчелл выругался. Ему очень хотелось завести мотор и рвануть с места с такой скоростью, чтобы из-под колес пошел дым. Пусть увидит, как он злится!
Так мог вести себя только подросток, но он сейчас и чувствовал себя таковым. Обниматься на переднем сиденье машины с запотевшими стеклами! Надо же было дойти до такого… Дерек не мог поверить, что он вел себя подобным образом. Впрочем, когда он суммировал свои разочарования в этой дурацкой ситуации, Митчелл мог поклясться, что Джули выглядела такой же несчастной, как и он сам, и не меньше, чем он, не хотела, чтобы все закончилось поцелуем.
Черт побери, он был уверен, что она желала большего, желала всего. Он не мог ошибиться. Тем более два раза. В самолете и сегодня Джули тянуло к нему не меньше, чем его к ней. Несмотря на убитого любовника, эта женщина хотела его.
Или он круглый идиот, а она хитрая бестия, как утверждает Крейгтон? Она пользовалась любой возможностью опорочить племянника Пола, пошла так далеко, что даже утверждала, будто он стоит за убийством дяди. Бесспорно, Крейгтон наглый сукин сын, но его таким вырастили. Невозможно быть фантастически богатым человеком и остаться чуждым ощущению вседозволенности.
Но был ли он преступником? Мог ли испугать женщину в гараже и проникнуть в ее дом, чтобы довести до состояния животного страха? Мог ли организовать преступление с целью убийства своего ближайшего родственника?
Все эти мысли не давали Митчеллу покоя. До сих пор поведение Крейгтона выглядело хамским и бесцеремонным, но у Дерека не имелось никаких оснований для того, чтобы думать, что он способен на преступление. Тогда как Джули… Он по собственному опыту знал, что эта женщина способна оказаться двуличной. Правду ли рассказывал Крейгтон? Может быть, она действительно всего лишь отвергнутая менада, которая нашла возможность отомстить за унижение, причем по полной программе, человеку, который не захотел ее в раздевалке у бассейна во время семейного барбекю?