Зазвонил телефон. Она пошарила в темноте и взяла трубку:
– Алло?
– Джули…
– Дерек!
– Я тебе верю. Верю всему. С начала и до конца.
Джули отбросила одеяло и села. Что-то произошло. У него такой безжизненный голос…
– Что случилось?
– Этот подонок убил Мэгги.
Билли Дьюк смотрел на свое отражение в треснувшем пятнистом зеркале и удивлялся: куда, черт побери, подевался самоуверенный, симпатичный, хорошо одетый и разговорчивый парень – тот самый, которым он был всего несколько недель назад?
Волосы после последней короткой стрижки еще не отросли. Ему было жалко своей старой прически – она, хотя и вышла из моды, оставалась его визитной карточкой. Он скучал по своей хорошей одежде, которую теперь заменили футболки и джинсы, знавшие лучшие дни.
– Изменись, – сказал Крейгтон. – Тебе нельзя выделяться. Ты должен стать во всех смыслах слова невидимкой. Человеком из толпы.
Вот он и изменился, причем не только внешне, но и внутренне, стал сам себе чужим. Где самоуверенность и остальные его качества? Парень в зеркале выглядел нервным и дерганым, несчастным и неопрятным. Билли едва узнавал себя. Дьюк недоумевал, как такое могло с ним произойти.
Крейгтон Уиллер, вот в чем дело.
Билли наклонился над видавшей виды раковиной и плеснул в лицо несколько пригоршней воды. От нее немного пахло канализацией. Полотенце было до того тонким, что сквозь него можно было смотреть. Место это, безусловно, ужасная дыра, но жилье – все-таки самая ерундовая из его проблем.
Сегодня утром в мотель неожиданно явился Крейгтон. С той поры Билли без конца перемалывал в уме все, что было сказано, все, что между ними произошло.
Первое, что помнил Дьюк: он проснулся от страшной жажды. Чтобы оттянуть вставание, Билли попытался набрать побольше слюны, чтобы сглотнуть, но во рту пересохло. Он неохотно открыл глаза, и сердце тут же едва не разорвалось от испуга.
– Мать твою!
На его горло, заглушив готовое вырваться ругательство, легла рука.
– Очень сильно хочется выпить?
Билли не ответил на дурацкий вопрос. Он не мог вымолвить ни слова, только глухо хрипел, сучил ногами и выгибал спину, пытался оторвать руку Крейгтона от горла, но сдвинуть с места его сто семьдесят фунтов{ Около 75 килограммов.} не мог. Уиллер жал так сильно, что Билли испугался за свой кадык, который тот мог раздавить как шарик для пинг-понга.
– Ты так сильно хочешь остаться в живых, чтобы помешать мне, слюнтяй? Или рассчитываешь на мою доброту и человечность, которые помешают мне тебя убить?
Глаза Билли начали вылезать из орбит. Лицо налилось кровью и исказилось. В голове начали взрываться петарды. Ноги и руки конвульсивно задергались. Мозг отказывался работать.
Однако малая часть того, что было в его черепушке, все-таки функционировала, и эта часть судорожно прикидывала, насколько спокоен, несмотря на явную ярость, Крейгтон. Если бы он начал орать, то не казался бы таким страшным. Именно злобный шепот убедил Билли, что Уиллер и в самом деле может его убить, что, возможно, это его последние мгновения на земле и он умрет, глядя на красивое лицо Крейгтона, который медленно, но неотвратимо выжимает из него жизнь.
Но тут, так же внезапно, как он на него напал, Уиллер отпустил Билли. Крейгтон убрал руку с его шеи так, будто отбрасывал его в сторону. Лежащий на спине Дьюк схватился за горло, заглатывая воздух ртом и кашляя. Когда ему удалось сделать несколько вздохов, он просипел:
– Какого черта? Ты меня перепугал до усрачки.
– Так это оттуда вонь? – Крейгтон спокойно сел в кресло и вытер руку носовым платком, как будто испачкал ее, дотронувшись до Билли. Положив платок в нагрудный карман, он сказал: – Луис Госсетт-младший получил за эту фразу в «Офицере и джентльмене»{ Драма Тейлора Хэкфорда (1982). Два приза Американской киноакадемии «Оскар», награда Британской киноакадемии и две премии «Золотой глобус».} «Оскар». Он душил Дэвида Карузо.
– Чтоб ты сдох вместе с этим Луисом, как его там, – Билли ничего не имел против кино, но одержимость этого парня фильмами начала действовать ему на нервы. – Мне надо отлить.
В ванной комнате он сделал свои дела, выпил стакан воды и получше рассмотрел синяк на шее. Какая же сволочь этот Крейгтон! Но, как вскоре выяснилось, знаток кино только начал.
Билли вернулся в комнату – гибрид спальни и гостиной, отделенной от маленькой кухоньки узкой барной стойкой, покрытой розовым облупившимся пластиком. В центре этого безобразного помещения сидел Уиллер, как цветок магнолии на куче навоза. Он выглядел таким, твою мать, совершенством, что Билли еще больше возненавидел убогую комнату в мотеле, в котором вынужден был поселиться.
– У них есть твоя фотография.
Крейгтон сказал это таким тоном, что сердце Дьюка екнуло. Вернее, тон как таковой отсутствовал. Чтобы не показать, что его сковал страх, Билли сел на край кровати и начал надевать кроссовки.
– У них есть твоя фотография, – повторил Уиллер. – Вчера показывали по телевизору.
– Я видел. И что? – обувшись, он встал и пошел на кухню.
– Я приехал сюда, чтобы убедиться, что ты сию обитель покинул. Но вот он ты, две недели спустя… Событие. Ты должен был уехать из Атланты в тот же день, Билли. Мы ведь так решили.
– Думаешь, мне тут нравится? – Дьюк с отвращением оглядел комнату, словно приглашая гостя оценить ее недостатки. – Я бы смылся, как и было задумано. Давно бы уже уехал, если бы не проблема с деньгами. Ее решение тоже было частью нашего плана. Я каждый день заглядываю в свой ноутбук, чтобы проверить баланс на том банковском счете на Кайманах. Пока ничего. Ты что, забыл перечислить деньги? Случайно так забыл?
– Нет, – спокойно ответил Крейгтон. – Но память тебя подводит. Условия были такие: ты покидаешь Атланту, причем на хвосте у тебя никто не сидит, и тогда я перевожу деньги. Мне нужно определенное время, чтобы убедиться в том, что ты не попал под подозрение. Если я в этом буду уверен, заплачу.
Билли фыркнул:
– Я, знаешь ли, не вчера родился.
– Ты не веришь, что, если уедешь, я сдержу слово? – Крейгтон жеманно наклонил голову. – Нехорошо с твоей стороны. После всего, что я для тебя сделал.
Напоминание было ненавязчивым, но действие возымело. Билли перестал возражать.
– Кофе?
– Нет.
Дьюк стал варить кофе для себя.
– Этот снимок, который у них есть, курам на смех. Пустое дело.
– Достаточно четкий, чтобы я тебя узнал.
– Потому что ты единственный человек в Атланте, который меня знает.
– Нет. Еще тебя знает твоя бывшая знакомая.