— Давай и тебе погадаю.
— А как?
— Бери в руки кости, перемешай хорошенько, задай вопрос свой самый важный: хочешь — вслух, хочешь — мысленно, и бросай. А вот тут, — я сняла с полки толкования, — прочтешь ответ.
Вячеслав задал вопрос вслух. Ему хотелось знать, вернется ли к нему его Люська. Потом тщательно перемешал кости и бросил на диван.
18 + 12 + 34 — и Славик растаял, как медовый пряник. Толкования гласили: «Вы будете приятно удивлены тем, как стремительно события приобретут благоприятный для вас оборот».
— Тань, ты смотри, глянь-ка. — Он пытался всучить мне толкования, которые я помню наизусть.
И тут раздался звонок в дверь. Я вздрогнула даже.
— Славик, плюхайся на диван и делай вид, что спишь. И ни гугу. Понял?
— Понял.
Он скромненько возлег на бочок и закрыл глаза. А я отправилась встречать гостя.
Гость оказался светловолосым невысоким мужчиной, похоже, не робкого десятка. Его кожаная куртка черного цвета была расстегнута, и на шее болтался шарф коричневого цвета.
— Здравствуйте. Елена Михайловна?
— Она самая, любезный. А вы кто будете?
— Я — Арканов Борис Петрович.
— Ах, Борис Петрович! Как я рада, что вы пришли. А мы с Кузенькой вас все утро ждали. Проходите, миленький.
Моя манера говорить с ним не слишком соответствовала имиджу. Я не сообразила накинуть поверх спортивной одежды длинный халат. Пришлось выкручиваться.
— А мы с Кузенькой только что пришли, гуляли. А тут братец мой заявился, выпивши. А Кузенька мой до ужаса пьяных не любит. Он сразу нервничать начинает. Пришлось его пока к соседям отнести. Это тут рядышком. Сходить за ним? Он у меня такой славненький пупсик. — Все это я выложила вдохновенно на одном дыхании. — Да вы проходите, пожалуйста. А я за Кузенькой схожу.
— Ну, что вы, Елена Михайловна. Не надо заставлять нервничать песика. Я уверен, что он у вас просто прелесть. Мы можем с вами договориться без него.
Борис Петрович мельком взглянул на несознательного «братца», который тоже, кажется, вошел в роль и солидно похрапывал, перевернувшись на спину и раскинувшись очень вольготно.
— Может, нам лучше на кухню уйти, Елена Михайловна?
— Пожалуй, так будет лучше. Ему надо поспать полчасика. Не могу же я его в таком виде из дома выставить. Придется бедняжке Кузеньке поскучать. Садитесь, пожалуйста.
Арканов сел на стул.
— Так что вас интересует, Елена Михайловна? Как мы будем писать вашего Кузеньку?
— Вам надо непременно увидеть моего малыша. И тогда вы сами все решите. Я все же принесу его. — Я глуповато улыбалась, строя из себя экзальтированную даму. Но уже поняла, что за Чипом мне идти не придется. Арканов, похоже, проглотил наживку.
— Как я понимаю, сегодня нет возможности начать писать портрет. Так?
— Пожалуй, так. А вот завтра с утра в самый раз. Сколько вы просите за свою работу?
— Это зависит от размера портрета, от материала. Но в среднем это будет стоить примерно… — И он назвал цифру, которая даже меня, обеспеченную Таньку Иванову, слегка шокировала.
Я закатила глаза, прижала руки, сложенные лодочкой, к груди.
— Ого! Такая сумма! Это мне почти не под силу. А вы не уступите чуток? Хоть немножко? Ради Кузеньки.
Я смотрела на него умоляюще. Не могла же я согласиться, не торгуясь. Это могло вызвать подозрение.
— Ну, ради Кузеньки я немножко уступлю. — Художник хитровато улыбался.
— О, как я вам благодарна! Как благодарна! Значит, завтра в десять утра я жду вас со всем необходимым. Только не опаздывайте. — Я снова изобразила глупую улыбку. — Кузя так не любит ждать.
— Договорились, Елена Михайловна. Я обязательно приду.
Я проводила его до двери, сделала ему ручкой все с той же тошнотворной улыбкой — аж самой противно стало. Но игра есть игра. Гамбит предусмотрен правилами.
Закрыв за ним дверь, я перекрестилась:
— Благодарю тебя, Господи!
Итак, все складывалось так, как мне мечталось. Я вернулась в зал и увидела, что мой названый «братец», похоже, слишком вошел в роль.
— Славик, финита ла комедиа. Можно вставать.
А в ответ — храп. Он, змей, и взаправду спал сном праведника. Совесть чиста, и нервы в порядке. Ай да Маленький!
Я подошла к нему и потрясла его за плечо.
— Эй, Славик, проснись — нас ограбили.
Ноль эмоций, только трогательное чмоканье губами.
— Да проснись же ты, собака страшная.
Затем повторение процедур со щеками, с носом, с ушами.
Слава богу, на сей раз обошлось без крайних мер. Со стонами: «Ой, как мне плохо! Ой, какой я дурак! Господи, помоги!» — он все-таки поднялся, сел и уставился на меня открытыми глазами, но все же продолжая спать.
— Слава, иди в ванную и умойся. Чашку кофе я, так и быть, еще тебе пожертвую. А потом в путь. Мне пора по делам.
Гость мой усиленно тряс головой, не переставая охать.
— Ой, красивая, дай попить, пожалуйста. Помру сейчас. А где твой гость-то? Ушел уже, что ли?
— Ушел. И тебе пора. На, выпей кофе. И собирайся. Я отвезу тебя.
Он взял кофе. Отхлебнул и поставил.
— Горячий больно. Дай водички лучше.
Я принесла ему кружку воды. Он проглотил ее залпом и снова принялся за кофе.
А я занялась подготовкой к поездке.
— Что, Славик, поехали?
— Поехали. А где же твой Кузя, про которого ты так распиналась?
— Ты же спал.
— Это я потом задремал, когда ты меня в братцы записала. Решил, что у сестры и расслабиться не грех. Фу-у, какая башка чумная. Пошли, что ли?
* * *
Маленький жил в панельной пятиэтажке на Горной улице. Я остановила машину у подъезда.
— Приехали.
— Спасибо тебе за все, Танюха. — Он нажал ручку дверцы.
— Слава, если я тебя кое о чем попрошу, сделаешь?
— Для тебя все, что угодно. Столько со мной возилась. Что сделать надо?
— Давай свои координаты: номер квартиры и телефон.
— У нас отродясь телефона не было. А квартира двенадцатая, на четвертом этаже.
— Ты завтра работаешь?
— Конечно. А что?
— Во сколько ты освободишься?
— Часа в четыре. У нас сокращенка зимой.
— Ну и отлично. Давай сразу после работы встретимся. У меня к тебе предложение будет. Отсыпайся как следует. Аспирин на ночь прими.