– И что ты ему ответила?
– Что больше сюда не приду.
Наталия чуть не врезалась в столб от не-ожиданности. Но не столько от слов Валентины, сколько от того, что на дороге образовалась тонкая корка льда, которая на повороте чуть не сыграла с ними смертельную шутку.
– Ты это серьезно?
– Вполне. Я же действительно заработала сегодня больше четырехсот тысяч. Они сами придут за мной, если я им нужна. А если нет, то дня через три буду петь в «Москве». Ко мне сегодня приходил оттуда один человек. Поэтому я и затеяла разговор с директором: там мне пообещали в полтора раза больше.
– Ты хотя бы ужинала?
– Нет, мне ничего не хотелось. Только кофе выпила, и все.
– Но тебе же нужно восстанавливать силы.
– Спасибо, что ты приехала за мной. – Она сказала это шепотом, за которым Наталия почувствовала слезы. – Ты сделала фотографии?
– Да, – ответила она и вспомнила машину «скорой помощи», в которой исчезло тело убитой Татьяны Филимоновой. «Смерть порождает новую смерть».
– А я вспомнила еще одну подробность. Дядя говорил, что мои родители выехали в Евпаторию на белой «Волге», а в овраге-то нашли черную… И еще. На этой черной «Волге», как он сказал, были какие-то странные номера, принадлежала она якобы человеку, который подозревался в убийстве. В квартире моих родителей нашли множество отпечатков его пальцев. Дядя сказал, что все это ему удалось выяснить через своих близких знакомых, работающих в КГБ. Вот такая странная история.
– Послушай, а ведь ты мне ничего не рассказывала про Евпаторию. Он тебе не говорил, где они собирались остановиться?
– Говорил. У Кропоткиных. Он сказал, что если бы догадался позвонить им, то узнал бы о том, что мои родители погибли до его поездки в Индию. Ведь он был уверен, что они в Крыму.
– Но он не говорил, кто такие Кропоткины?
– Нет. Знакомые, наверное, какие-то.
– Очень ценная информация. Ну все, приехали. – Наталия повернулась к Валентине и посмотрела так, как смотрят на непослушных детей: – У меня к тебе просьба…
– Конечно. Какая?
– Пообещай мне, что поужинаешь с нами. У меня тут полный пакет еды.
– А я все думаю, откуда же так вкусно пахнет. – Она слабо улыбнулась: – Хорошо, я постараюсь.
Включив сигнализацию, Наталия отошла от машины и, задрав голову, посмотрела на свои окна:
– Смотри, он дома.
– Волнуется, наверное.
– Где вы были, черт вас подери! – Логинов схватил Наталию за плечи и начал трясти. – Время далеко за полночь, что прикажете мне думать? Кругом одни убийцы и насильники, каждый час что-нибудь случается, исчезают и умирают молодые женщины, разбиваются в катастрофах и сгорают дотла… – Он осекся и в сердцах оттолкнул от себя побледневшую Наталию, которая никак не ожидала от него такой реакции. Но она понимала его: он каждый день сталкивается со смертью. И про Филимонову наверняка уже знает. Он переживал.
– Извини… Мы действительно должны были позвонить и предупредить, что будем возвращаться из ресторана вместе.
– Откуда? Из ресторана!
– А почему ты так удивлен? Разве ты забыл, что Валентина там работает?
Логинов схватился за голову:
– Вот черт, я совсем забыл. Но поверьте, я же тут с ума схожу. Таню убили, ты же в курсе… – Он сказал это, поморщившись, словно от невыносимой боли. Похоже, что и он был с ней знаком.
Валентина, услышав это, схватила Наталию за рукав: она испугалась.
– Игорь, когда ты в следующий раз захочешь мне сообщить о подобных вещах, подумай, а стоит ли это делать в присутствии Вали.
– Извини, – Логинов приобнял Валентину (жест, настолько поразивший Наталию, что она на какое-то время лишилась дара речи), – извини…
– Ты давно дома?
– Давно. С восьми.
– Ты ужинал?
– Выпил чаю.
Наталия накрыла на стол и когда появилась в комнате, то увидела такую картину: Логинов, сидя на диване, обнимал прижавшуюся к нему Валентину и целовал ее в висок. Нежно и непонятно, то ли по-отечески, то ли нет… А как ее целовал мужчина с серыми глазами в ресторане: по-отечески или как женщину? Ревность окрасила ужин в серовато-холодные тона. Отбивные показались пересоленными, а куры – пережаренными. Наталия сидела за столом, оглушенная биением собственного сердца, и видела боковым зрением, как Игорь ухаживает за красивой Валентиной, сидевшей в розовом купальном халате, умытой, с капельками воды в волосах, забранных кверху и открывающих тонкую нежную шейку с поблескивающей на ней золотой цепочкой. «Хочешь еще помидоров?» «Может, тебе подогреть молока?» Она ненавидела его в эту минуту и испытывала странное чувство пустоты и горечи. Она так некстати вспомнила слова Олениной о том, что Валентина «проститутка». После ужина в спальне Логинов рассказал ей о результатах экспертизы.
– Труп пролежал в морозилке больше пятнадцати лет. Уникальный случай. Он неплохо сохранился, потому что в этом доме практически не было аварий, связанных с электричеством. Если и отключали свет, то на несколько часов, не больше, а потому холодильник работал. Это девочка. Ей даже пуповину не отрезали. Но был еще один ребенок. Неизвестно где. Это близнецы. Я дал задание проверить, не находили ли в этом районе в 1981–1982 годах труп новорожденной девочки… или мальчика, это неточно.
– Вторая девочка сейчас спит в гостиной и видит цветные сны.
– Ты думаешь?
– Уверена. Лена Жукова родила двух девочек. Но вот знала ли она о существовании второй, неизвестно. И мне кажется, что Таню Филимонову убили именно из-за того, что она могла знать какие-то подробности из жизни семьи Жуковых… Мне еще Павел сказал, когда советовал встретиться со своей женой, что, мол, женщины, «больше знают и понимают в таких вещах», если дословно.
– Мне непонятно одно: как могло такое случиться, что эта твоя старуха, Бланш, за шестнадцать лет не заглянула в холодильник.
– Она не то что в холодильник не заглядывала, она и в квартиру-то не заходила. Я так понимаю, что она дама с железными принципами, тяжелым характером и вообще себе на уме… По-моему, она конфликтует со всей семьей, в частности с внучкой, Дорой, которая мечтает о скорейшей смерти бабки, чтобы занять ее квартиру, вернее… квартиры. А та сидит на своей недвижимости и наслаждается последними годами жизни. Если бы ты только видел, какая она старая. Но как держится!
– Старческий маразм. Я не уважаю людей, которые своими дурацкими принципами на самом деле прикрывают, как наготу, эгоизм. Но никто не застрахован от слабоумия и прочих сопровождающих старость явлений.
– Вот поэтому-то я и предпочитаю не выходить за тебя замуж. Семья – это очень сложный механизм. Он мне не по уму и не по зубам. Свобода – тоже. Поэтому я выбрала золотую середину. Скажи, Логинов, а что тебе известно о Родионове? Ведь мы, кажется, пытаемся общими усилиями найти его убийцу?