– А где сам Пьер?
– Он практически не живет во Франции, у него дом в Лозанне и художественная мастерская в Берлине… Он раньше сдавал дом, но после исчезновения сестры уехал в Берлин, поручив Фредерику присматривать за домом, и чуть позже вообще продал ему его.
– Спроси его, у него есть телефон этого Пьера в Берлине или Лозанне?
Она спросила.
– Он хочет узнать, почему мадемуазель задает так много вопросов…
– Передай ему, что я была дружна с Эдит и потому все, что с ней связано хоть как-то, меня очень интересует…
Она перевела.
Тогда Фредерик налил еще вина и провозгласил тост за Эдит.
Спустя какое-то время все трое завалились на большую кровать, взяв с собой поднос с устрицами.
Катрин по просьбе Наталии звонила в Лозанну, Пьеру Барту.
– Наговори ему все, что угодно, только узнай адрес… – инструктировала ее Наталия, чувствуя, что идет по следу. Еще немного, и круг должен замкнуться.
Но с Пьером Катрин разговаривала довольно долго.
Прикрыв трубку, она сообщила, что у него гости, которые пришли к нему сразу после выставки, и они отмечают это событие…
– Тебе сегодня прямо везет на пьяных французов, – заметила Наталия.
Катрин, разложив блокнот Наталии прямо на подносе, среди устриц и долек лимона, быстро записывала адрес.
– Mersi… – улыбалась она Пьеру, говорившему ей, очевидно, комплимент, находясь по другую сторону провода, в далекой Швейцарии.
– Запиши и адрес в Берлине… – твердила Наталия, чувствуя, что еще немного – и Фредерик, который стал смотреть на нее довольно настороженно, взорвется и наговорит им обеим грубостей. Она понимала, что лишь благодаря выпитому им вину гостеприимный хозяин терпит выходки своих странных гостей.
Как она жалела о том, что не знает французского! Тогда бы ей не понадобилась помощь Катрин, и все, что ей нужно было, она узнала бы более тонким образом, выведала бы, выпотрошила, вызнала…
Схватив блокнот и стряхнув с него капли лимонного сока и вина, она спрятала его в карман жакета, висевшего на спинке стула, и поняла, что смертельно устала…
Фредерик проводил девушек в ванную и принес полотенца и халаты.
Когда они вернулись в спальню, то вместо погрома на кровати увидели расстеленную постель с тремя подушками в изголовье, посередине которой лежал и уже почти дремал Байе. Увидев Наталию с Катрин, он что-то пробормотал, откидывая одеяло с обеих сторон, словно приглашая их.
– Что он сказал? – спросила Натали.
– Он сказал, чтобы мы ложились рядом с ним, что он любит нас.
Утром, лишь выпив по чашке кофе, Наталия с Катрин, тепло попрощавшись с Фредериком и пообещав ему позвонить, вернулись в «Клеридж».
– Ты мне понадобишься и сегодня… Катрин, если это возможно, останься со мной… – Она достала несколько сотен франков и протянула их девушке. Катрин благодарно кивнула и приняла деньги.
– Хорошо, я предупрежу, что буду работать и сегодня, хотя вообще-то у меня выходной… Мы куда-нибудь поедем?
– Пока не знаю… Ты можешь располагаться в моем номере и даже поспать, потому что я чувствую, что ты не выспалась… – Она улыбнулась, вспомнив о том, как проснулась посреди ночи от удара в спину, полученного ею в результате любовной игры Катрин с Фредериком. Чтобы не мешать им, Наталии пришлось перебраться в гостиную на диван и укрываться там двумя найденными на креслах пледами.
Катрин слегка порозовела, и действительно, уже через четверть часа Наталия слышала ее спокойное и глубокое дыхание: она спала, подложив по-детски руку под щеку, и во сне улыбалась…
Наталия смотрела на нее некоторое время, все еще не веря в то, что наконец-то нашла в этом чуждом для нее Париже человека, который поможет ей выпутаться из этой странной истории.
Искушение заказать разговор с Логиновым было так велико, что она уже было взяла трубку, но передумала и решила, что просто обязана обойтись своими силами. Главное, что она на свободе. В принципе ей ничто не мешало вернуться в Россию, она могла бы отказаться от Парижа с легкостью, как никогда, но оставить безнаказанным Луи Сора, да еще к тому же не выяснив, зачем ее вообще держали в замке, она не могла.
Пока Катрин спала, она разработала небольшой планчик на день: «1. Позвонить Анне. 2. Позвонить Ги Дюпону. 3. Позвонить Саре и сказать все, что я о ней думаю. 4. Разорить осиное гнездо в Булонском лесу…»
Последняя строчка ей понравилась больше всего, но она пока и представления не имела, как это сделать. И меньше всего ей хотелось бы привлекать к себе внимание полиции.
Она набрала номер телефона Анны Беар и замерла в ожидании, пока возьмут трубку.
– Анна, это ты? – радостно воскликнула она, услышав в трубке приятный женский голос.
– Нет, это говорит Саша, ее служанка. Ведь вы Наталия Орехова? Это вы были вчера днем и обещали заехать в девять часов?
– Ну да, конечно, это я…
– Мадам Анна мне сказала, что никакой Наталии Ореховой она не знает и впервые слышит это имя…
– Постой, если она дома, то пусть возьмет трубку, и я ей все объясню, я напомню ей про кондитерскую, про вечеринку у Байе…
– Я все понимаю, но, очевидно, у мадам, – и девушка перешла на шепот, – очевидно, у нее имелись какие-то причины, чтобы не встречаться с вами… Я говорю вам это потому, что вы понравились мне. Но мадам… Она в довольно резкой форме сказала мне, что не знает никакой Наталии Ореховой… Я говорила вам, что мадам не совсем здорова, что после смерти ее мужа ей приходится тяжело, она иногда кричит по ночам…
Наталия отметила про себя, что не хотела бы иметь такую болтливую служанку.
– …мальчик постоянно плачет…
– Не поняла, какой еще мальчик?
– Сын мадам. Его зовут Серж. Он совсем еще крохотный, ему недавно исполнился год… Такой хороший мальчик, но ему не хватает молока…
– Она кормит его? – Это был не праздный вопрос: если мальчику год и его кормят грудью, то довольно трудно объяснять столь долгое отсутствие матери дома – ведь служанка сказала, что Анна вернется лишь вечером.
– Да, кормит… Это просто удивительно, что у нее есть молоко…
– Мадам, я надеюсь, не ходит на службу? – Наталия упорно искала причину, заставившую Анну покинуть дом на целый день.
– Нет, что вы, конечно, нет! Но почему вы об этом спрашиваете?
– Потому что в тот момент, когда мы с вами разговаривали на крыльце, она была дома…
Она положила трубку и задумалась. Час от часу не легче. Все усложняется с каждым часом. Почему Анна не захотела ее принять? Неужели ее психика настолько подорвана, что она забыла ее? Или просто не хочет никого видеть?