— Да! — в волнении сказал молодой человек.
— Вы признаете во мне друга и благодетеля, без которого вы могли бы умереть в этой ужасной комнате и с помощью которого вы сможете вернуть себе свою семью, свои права и свое богатство?
— Какие права и богатство?
— О, не все ли равно! Верите ли вы мне?
— Верю, верю, конечно!
— Хорошо. А теперь до скорого свидания! Ждите меня на днях. Ну-с, мистер Слогуд, проводите меня!
Молодой человек схватил руку майора и почтительно поднес ее к губам. Мистер Слогуд последовал за посетителем, но, спустившись по лестнице, грубо спросил его:
— Что это означает? Я вовсе не желаю, чтобы мною манипулировали таким нахальным образом. Что это за странные шутки?
— Это шутки, которые способны окончиться для вас чрезвычайно плачевно, если вы будете вмешиваться в чужие дела; если же вы будете следовать советам господина Соломона и помнить его уроки, они послужат исключительно для вашей выгоды… Вами никто не манипулирует, — продолжал майор с величайшим презрением, — хотя вы, разумеется, не более чем орудие. Вы с самого начала были только орудием — жалким, слепым орудием, тупоумным, невежественным, не способным помочь даже самому себе, не то что другим. Делайте, что вам велено, без всяких рассуждений; попробуйте вмешаться в дела умных людей, и вы тотчас услышите кое-что о Джозефе Бирде. Прощайте, мистер Слогуд!
Майор исчез в переулке. Соседи кинулись было к окнам, чтобы взглянуть на него, а дети проводили его до самого Ольд-Кент-Рида и видели, как он укатил в своем кабриолете.
На четвертый день после этих событий майор сидел с женой за завтраком в столовой дома в Кенсингтон-Горе. Щеки миссис Варней заметно поблекли со времени ее отъезда из Лисльвуда, после которого прошло уже четырнадцать лет, но прекрасные волосы лежали на плечах все теми же роскошными волнами. Она была чем-то расстроена и ничего не ела, довольствуясь тем, что быстро крушила блюдо превосходного паштета. На лице ее в эту минуту отражалась почти дикая радость, а стальной ножик в нервно дрожащей ручке, сильно смахивал на кинжал. Должно быть, миссис Варней тоже пришло в голову это сравнение: она начала с особым вниманием следить за сверкающей сталью и вдруг сказала:
— Как досадно, что я не могу убить кого-нибудь перед началом завтрака! Это бы возбудило аппетит сильнее рейнвейна и сельтерской воды… Гранвиль Варней, мне страшно опротивел подобный образ жизни… Мне бы хотелось снова превратиться в актрису и жить опять в Саутгэмптоне, вызывая восторг тупоумной, полупьяной толпы, хотелось бы вернуть свою молодость и…
— Невинность! — закончил майор, подкрутил свои усы и положил сахар в стакан.
— Повторяю, мне опротивела жизнь, которую я веду; мне надоела эта вечная борьба, это стремление слыть богатыми людьми, эти постоянные уловки!.. Мы начинаем стареть, пора остепениться и довольствоваться тем, что у нас есть.
— Это разумно, Ада. Вы выражаетесь, как мудрец и философ, и скоро мы в самом деле начнем другую жизнь.
— Гранвиль, вы забыли, что у вас нет ничего, кроме жалованья?
— Да, в данную минуту нет, но через месяц будет все. Мне надоела служба, я больше не вернусь в Индию, Ада! Я хотел бы удалиться куда-нибудь в деревню, чтобы провести там с вами, кумир моей души, остаток своих дней… Да, великое счастье, не признавать себя виновным в низких делах! Спокойно живет только тот, кто не замешан ни в каких злых делах!.. Знаешь ли, что мы можем рассчитывать на гостеприимство сэра Руперта Лисля?
В черных глазах миссис Варней отразилось глубочайшее изумление.
— Сэра… Руперта?.. — произнесла она.
— Лисля, — добавил майор. — Этот молодой человек, так много страдавший, должен благодарить меня за то, что я верну ему имя и богатство… Несчастный милый мальчик! Он стал жертвой самой недостойной интриги.
— Но не хотите же вы…
— Позволить ему оставаться вдали от нежной матери, без имени и звания? Нет, Ада, не хочу! — произнес майор, крутя свои усы с видом негодования и благородной гордости.
— Варней, перестаньте разыгрывать комедию, — сказала она с заметным нетерпением.
— Разыгрывать комедию? Разве я это делаю? Ведь у меня на совести нет преступления, которое я должен бы скрывать перед вами, моя милая… Я узнал, что один молодой человек с самого детства был жертвой чужой подлости, — и что же я предпринимаю? Я немедленно стараюсь разузнать все подробности этого преступления. Когда я решу эту задачу, то выведу всех на чистую воду. Нечего и говорить: этот милый мальчик должен будет питать ко мне вечную благодарность; ну а я, разумеется, постараюсь извлечь из подобного чувства всю возможную выгоду.
— Люди не всегда бывают благодарны! — сказала миссис Варней.
— Это правда, не все помнят чужую преданность; вообще неблагодарность очень развита в людях; но от Руперта Лис ля я жду только хорошего.
— Вы воображаете, что он лучше других? — спросила миссис Варней с презрительной улыбкой.
— Повторяю вам, Ада, что не жду от него ничего, кроме добра, и не скажу вам более ни единого слова… Он может быть и лучшим и худшим из людей, я не боюсь ни того, ни другого. А если он окажется настоящим чудовищем, то я буду бояться его еще меньше!
— Послушайте, Варней, у меня нет ни малейшего желания разгадывать ваши ребусы.
— Милая моя, да у вас не хватит мозгов для такой работы. Вы, кажется, вообще никогда не ломали свою очаровательно красивую головку над таинственными загадками? Вы созданы единственно для того, чтобы блистать своей чудной прелестью, петь и тратить деньги. И вы это исполнили: вы были хороши, истратили много песен и спели немало денег… Виноват! Я ошибся: вы спели много песен и потратили много денег. Вы выполнили свое предназначение, и вам уже не к чему стремиться… Вот где творческий процесс! — заключил майор, ударив себя по лбу серебряной ложечкой.
Его красивая собеседница нетерпеливо пожала плечами и взяла «Таймс», уже прочитанный майором.
— Просмотрите список рожденных, умерших и соединившихся браком…
— О! Что это такое? — воскликнула миссис Варней, когда взгляд ее упал на объявление, помещенное в начале газеты.
— Читайте вслух, Ада, я разъясню, что вам не понятно.
— «Если эти строчки дойдут до сведения майора Гранвиля Варнея, Г. Е. И. К. С. или кого-либо другого, знающего настоящее местопребывание этого джентльмена, их просят немедленно пожаловать к господам Сельбурн и Сельбурн, стряпчим, в Гроз-Ин-Плас…» Что это такое, Гранвиль?
— Сказать вам, как я намерен на это ответить? — спросил майор.
— Да.
Гранвиль Варней встал и, усевшись к прекрасному дубовому бюро, быстро написал несколько строк и передал их жене, пока сам он надписывал конверт. Его ответ был следующим: