Арнольд повиновался, и вскоре мальчик принес чернильницу с какой-то смесью, состоявшей преимущественно из пыли и мух. Майор окунул перо в чернильницу и подал его Арнольду.
— Напишите расписку в том, что вы получили от сэра Руперта Лисля, баронета, шестьсот фунтов стерлингов через майора Варнея, — сказал он. — Пишите же скорее!
Лицо браконьера прояснилось при этих благодатных словах.
— Вы передумали и даете мне вдвое больше назначенного? — произнес он с улыбкой.
— Не ваше дело, передумал я или нет! Пишите расписку: нам нельзя терять время.
Жильберт положил локти на стол, приблизил нос к бумаге и начал кое-как царапать по ней пером под диктовку майора. Когда он дописал, майор позвонил, и Жильберт Арнольд поставил свою подпись в присутствии слуги, который тоже подписался в качестве свидетеля.
— А теперь поскорее подайте нам кэб, — приказал Варней. — А вы, Арнольд, идите и скажите своей жене, что мы ее ждем.
— Она прилегла отдохнуть, сильно устала, — сказал ему Жильберт. — Она не способна сопровождать мужчину, — добавил он угрюмо, удаляясь из зала.
Через полчаса майор уже был с Жильбертом и его женой на палубе корабля, отправлявшегося из Англии в Нью-Йорк.
— Но вы так и не дали мне шестьсот фунтов стерлингов, — тихо заметил Жильберт, наклоняясь к майору.
— Шестьсот фунтов стерлингов! — в глубочайшем изумлении воскликнул майор.
— Да, именно шестьсот, я вручил вам расписку в получении этой суммы, которую баронет дал для передачи мне!.. Вы это прекрасно знаете.
— Добрейший мой Арнольд, я знаю только то, что минут через десять вы будете преспокойно плыть в Америку — прелестную страну, откуда советую вам больше никогда не возвращаться. Знаю я и то, что у меня в портфеле есть несколько купюр в сто фунтов, одна в пятьдесят и еще одна в десять. Возьмите их себе, если хотите; больше вы ничего не получите ни от владельца Лисльвуд-Парка, ни от майора Гранвиля.
В ту самую минуту, как майор Варней грациозным движением передал портфель Арнольду, провожающих попросили спуститься с корабля. Майор в одно мгновение очутился у лестницы.
— А когда деньги кончатся, что мне тогда делать? — закричал Жильберт, схватив майора за рукав.
— Что вам тогда делать? — переспросил Варней. — Можете воровать, разбойничать, умереть, жить в тюрьме… Мне нет до вас дела!
Не описать ярость, которая внезапно овладела Жильбертом. Он ринулся вперед, сжав кулаки, и бросился бы на майора, если бы рослый матрос не удержал его.
— Слушай! — воскликнул он, свесившись через борт и устремив свои кошачьи глаза на Варнея. — Ты надул меня, истоптал ногами, посмеялся надо мной… Берегись, майор! Ты жестоко поплатишься, если мне суждено будет вернуться в Англию… Я попаду на виселицу, но отомщу тебе за все! Так что берегись!
В конце осени Соломон оставил Лисльвуд-Парк, где занимал довольно комфортабельную комнату на втором этаже и ежедневно получал бутылку портвейна. Правда, Соломон оставил этот гостеприимный замок всего лишь на неделю. Он сообщил хорошеньким горничным, что едет к одному из своих племянников, которого он опекал.
— Он не богат, — рассказывал Соломон об этом племяннике самой красивой из горничных, — но у него есть все, чтобы жить, не беспокоя никого из родных; а это очень важно, поскольку он щепетилен.
Нежный дядя отправился в путь после того, как целый час провел с майором с глазу на глаз.
Племянник его жил в пансионе, в одном из городков Йоркшира. В городке была церковь с высокой колокольней и с небольшим кладбищем, по которому бегали и резвились детишки, а за его главной улицей находились чистые аллеи, окаймленные огромными старыми дубами; кое-где за деревьями можно было увидеть красивые дома. Мистер Соломон, выйдя со станции, направился в эту часть города. Выстроенное четырехугольником красное кирпичное здание с двумя рядами высоких, узких окон, перед которым он остановился, отделялось от улицы стеною с крепкими воротами. Соломон позвонил и был впущен немедленно прибежавшей служанкой, которой он представился не Соломоном, а Саундерсом. Кроме последнего обстоятельства примечательно и то, что он был одет с головы до ног в черное и повязал белый галстук, что придавало ему сходство со священником. Служанка ввела его в маленькую чистенькую гостиную, выходившую окнами в громадный сад. Соломон подошел прямо к окну и, окинув быстрым взглядом цветочные клумбы и лужайки, увидел молодого человека, лежавшего в тени на скамейке с книгой в руках.
Юноша так углубился в чтение, что даже не заметил, что за ним наблюдают. Он был чрезвычайно хрупкого телосложения, а из-под его соломенной шляпы выбивались блестящие светло-каштановые волосы.
Минуты через две в гостиную вошел директор пансиона и обменялся с Соломоном крепким рукопожатием. Это был высокий и полный пожилой мужчина, по виду добрый, но пустой человек и вдобавок педант.
— Я даже не спрашиваю, в каком он состоянии, — сказал Соломон, указывая в окно. — Но кажется, что в нем не произошло никакой перемены.
— Да, милостивый государь, — ответил директор, — он мало изменился. Светила науки, а в нашем городке в них не чувствуется недостатка… извините, но я как гражданин, должен прямо заявить, что у нас много даровитых людей, — светила науки сходятся с вами во мнении относительно этого молодого человека. Он почти не изменился; мы надеялись на время, но оно не оправдало наших надежд… Не угодно ли вам выпить стакан мадеры, господин Саундерс?
Соломон не обратил даже внимания на радушное предложение директора.
— А душевное состояние его? — спросил он, продолжая начатый разговор.
— Оно весьма недурно, жаловаться нечего. Он все возится с книгами и собакой, изучает ботанику. Мы стараемся выполнять его скромные прихоти — иных у него нет. Этот юноша вследствие своего мягкого характера пользуется всеобщей любовью.
— Мне, как его дяде, приятно слышать подобные отзывы! — заметил Соломон.
— Особенно такому заботливому дяде, как вы, господин Саундерс.
Соломон бесстрастно вытащил из своего бумажника несколько фунтов и вручил их директору.
— Это взнос за целый год, — сказал он. — Сейчас мне хотелось бы поговорить с племянником; после этого я отправлюсь обедать в гостиницу, а завтра рано утром вернусь в Лондон.
— Все ваши визиты чрезвычайно коротки, — сказал ему директор. Он раздумывал, не согласится ли Саундерс отобедать у него.
— Обстоятельства обязывают меня возвратиться как можно скорее, — ответил Соломон, указывая на галстук, как будто он мог стать свидетельством справедливости этих слов. — Ну так что же, могу я повидаться с племянником?
Директор пансиона проводил его в сад. Молодой человек продолжал читать, но при шуме шагов поднял голову.