Тут же под окнами послышался нарастающий шум толпы. Если встать на кровать госпожи де Ламбаль, можно было выглянуть в одно из двух окон, выходящих на улицу. Анна-Лаура так и сделала. Она увидела множество людей, вооруженных пиками и саблями. Она успела заметить и мужчину в доме напротив, который целился прямо в их окно. Пуля выбила стекло, но инстинкт самосохранения спас Анну-Лауру — она стремительно спрыгнула на пол.
— Вы правы, принцесса, — храбро заявила она, заставив женщин в который раз удивиться ее мужеству. — Я полагаю, что мы скоро умрем.
И Анна-Лаура постаралась привести себя в порядок с еще большей тщательностью, чем обычно. Принцесса Ламбаль и госпожа де Турзель последовали ее примеру.
В одиннадцать часов дверь распахнулась снова и на пороге камеры появилась вооруженная толпа. На этот раз они пришли за принцессой Ламбаль, но две другие узницы отказались с ней расстаться. Временное место своего печального пребывания мужественные женщины покинули вместе.
Во дворе их обступили люди в красных колпаках, со свирепыми лицами, налитыми злорадством и злобой. В толпе было несколько человек, которые, казалось, пытались хоть как-то сдержать ярость присутствующих, как свору на поводке. К одному из этих людей и обратилась госпожа де Ламбаль:
— Не могли бы вы дать нам немного хлеба? Мы ничего не ели со вчерашнего дня, у меня ослабли ноги.
Кто-то хохотнул:
— Они тебя вообще держать перестанут, как только суд вынесет тебе приговор. Потому что именно для этого тебя сюда и привели!
— Мне не в чем себя упрекнуть. Поэтому и суд меня не страшит.
Мужчина уже замахнулся на нее кулаком, но другой, с суровым лицом, весь одетый в черное, остановил его:
— Хватит, гражданин! Эту женщину еще не судили. Никто не смеет тронуть арестованных до суда.
Принцесса получила кусок хлеба и стакан вина, которые она разделила со своими подругами. Анна-Лаура хотела было отказаться от своей доли, но, оглядевшись по сторонам, приняла и хлеб, и вино, чтобы поддержать свои силы для самой последней, решительной минуты. Она понимала, что ей понадобится все ее мужество.
Так называемый трибунал заседал в канцелярии тюрьмы. С интервалом в пять-семь минут появлялись два устрашающего вида человека, вполне подходящих на роль подручных палача, хватали очередного заключенного и грубо волокли его к низкой двери, ведущей в канцелярию. Обратно ни один из арестованных не вышел. Поверить в то, что их отпускали на свободу, было невозможно, тем более что через такие же интервалы раздавался рев толпы, едва перекрывавший крики жертв…
— Нас всех перережут, — заметила Анна-Лаура.
Она произнесла это совершенно спокойно, но молодая и красивая женщина, стоявшая с ней рядом, тут же упала в обморок. Это была госпожа де Сетей, жена первого лакея короля. Госпожа де Турзель поспешила ей помочь. Она только успела привести бедняжку в чувство, когда пришли за принцессой Ламбаль.
Принцесса побелела как полотно и посмотрела на подруг огромными синими глазами.
— Молитесь за меня! И да хранит вас господь! — крикнула она, когда ее уводили.
— Господь милосердный, — прошептала маркиза де Турзель, — сделай так, чтобы они проявили снисхождение!
Но сама она в такую возможность не верила. Как и Анна-Лаура, гувернантка королевских детей знала, что принцессу Ламбаль считают главной «советчицей» королевы. Следовательно, она обречена на поругание.
Смогут ли нежность, очарование и красота этой бедной женщины смягчить «трибунал»? Госпожа де Турзель, как и Анна-Лаура, не питала таких надежд.
Несколько минут спустя на улице раздались торжествующие вопли и аплодисменты — это казнили принцессу. Обе женщины одновременно перекрестились. В это мгновение некто приблизился к госпоже де Турзель и, склонившись, прошептал:
— Ваша дочь спасена!
Выражение счастья осветило помертвевшее лицо маркизы, но Анна-Лаура не успела за нее порадоваться. Настал ее черед. Два судебных исполнителя, напившихся для храбрости, собрались ее увести. Молодая женщина сумела без труда высвободиться именно потому, что они были пьяны.
— Отпустите меня! Я могу идти сама! Вам достаточно меня сопровождать!
— И р-речи бьггь не м-может! Мы з-знаем, как обращаться с ломаками! Ты… ничем не лучше д-других! П-пошли!
Анне-Лауре пришлось подчиниться, потому что им на помощь подоспели еще двое. Вот так, в сопровождении четырех мужчин в разной степени опьянения, она и вошла в низкую дверь и оказалась в канцелярии тюрьмы. Она увидела у внешней стены тюрьмы пятерых мужчин с засученными рукавами, чьи руки, державшие огромные топоры, были в крови. Анну-Лауру обуял ужас, и она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Желать смерти — это одно, но иногда лицо небытия бывает таким пугающим…
В помещении собралось очень много народа и стояла страшная духота. За длинным столом восседали десять мужчин отталкивающей наружности — «председатель», восемь «заседателей» и один обвинитель. Перед ними стояли стаканы с вином и тарелки с едой. Анну-Лауру затошнило от омерзения, но маркизе де Понталек каким-то чудом удавалось стоять прямо и смотреть в лицо этим людям, которые должны были вершить над ней суд. Началось жалкое подобие судебной процедуры. Ее заставили назвать себя, свой возраст, свой титул, адрес, и потом начался собственно допрос:
— Вас назвали особо приближенной подругой Австриячки. Что можете сказать по этому поводу? — спросил председатель. По его речи было заметно, что он получил некоторое образование.
Анна-Лаура хотя и была готова к смерти, но ей было небезразлично, какую этикетку пришпилят к ее трупу.
— Что вы понимаете под словами «особо приближенная»?
Мужчина захохотал, вслед за ним все члены суда.
— Вы молоды, но не настолько же глупы, как я понимаю! И вы не понимаете, что я хотел сказать? Подруга, с которой спят!
— Какая мерзость! Какая ложь!
Эти слова сорвались с губ Анны-Лауры против ее воли. Она побелела как полотно, но ее черные глаза метали молнии. Она с отвращением отвергла гнусное обвинение:
— Что же вы за мужчина, если оскорбляете меня подобным образом! Разве вы не видите, что я в трауре? Это должно было бы вам внушить если не уважение, то хотя бы сочувствие. — И кто же умер? Ваш муж?
— Нет, мой ребенок. Моя двухлетняя дочка… Как всегда при упоминании о Селине, в горле Анны-Лауры встал комок. Ее голос дрогнул, и даже самые бесчувственные поняли ее отчаяние. В зале стало! совсем тихо. Обвинитель, заключив, что эта женщина вот-вот может получить свободу, ринулся в атаку:
— Это все сказки! Граждане, она просто ломает, комедию, чтобы вас разжалобить! Не надо ума, чтобы одеться в черное и принять скорбный вид! Мы должны выяснить одно — является ли эта особа подругой Австриячки или нет. Вот и все!