Аудиенция на этом завершилась. Регент покинул своих спутников у выхода из королевского кабинета — ему самому предстояло дать еще несколько аудиенций. Шарль де Шароле воспользовался случаем, чтобы представить Морица нескольким знакомым во дворце. Впрочем, тот отвечал на их приветствия машинально, даже не слыша имен. Его внимание было приковано к странного вида паре, которая как раз появилась в галерее. Мужчине было около двадцати пяти лет, он был некрасив, сгорблен и непропорционально сложен... но интересовал графа вовсе не он. Женщина, находившаяся рядом с ним, была хороша, словно на погибель ангелам, изысканна и бесконечно грациозна, с ослепительно белой кожей, золотыми глазами и темными волосами, в которых переливался свет. Она насмешливо улыбалась и не обращала ни малейшего внимания на своего мужа.
Мориц дернул де Шароле за рукав:
— Кто они? — спросил он, не отводя глаз от неземного создания.
— Принц и принцесса де Конти! Он злой, как черт, и любит только золото, что не мешает ему быть очень ревнивым... Он входит в Регентский совет, а также занимается спекуляциями вместе с Лоу.
— А она? Я еще никогда не видел такой ослепительной женщины.
— А у вас хороший вкус, мой дорогой друг! — с улыбкой воскликнул де Шароле. — И я не стану с вами спорить. Эта женщина — моя сестра! Пойдемте, я вас представлю.
Сказать, что мужчины-родственники просто недолюбливали друг друга — это ничего не сказать. По правде говоря, они друг друга просто терпеть не могли, однако Мориц быстро понял, что правда не была коньком принца де Конти. Достаточно было видеть, с каким недовольством принц закатил глаза во время приветствия. Происходило оно так: сухое «добрый день» с обеих сторон, и вот «очаровательный» принц уже поворачивается спиной, не обращая никакого внимания на гостя, которого ему представляют. Униженный и оскорбленный, Мориц машинально опускает руку и пытается нащупать на поясе эфес шпаги, которой, конечно, нет и быть не может — оружие не дозволено в королевском дворце. Взрыв звонкого смеха возвращает графа к реальности — это хохочет принцесса де Конти.
— Вы иностранец, месье, и это сразу заметно! Иначе вы бы знали, как знает здесь каждый, что мой муж — самый настоящий грубиян! — объясняла она высоким и чистым голосом, пока Мориц склонился, чтобы поцеловать ее руку, украшенную бриллиантами. — А еще он подлец, — добавила она, сбавив тон. — Он использует свое родство с королевской семьей, чтобы оскорблять людей, зная, что они из-за этого даже не смогут вызвать его на дуэль! Да-да, граф Саксонский, не удивляйтесь, я уже о вас наслышана — мой брат говорит о вас без умолку. Надеюсь, вы у нас задержитесь надолго?
Боже, как она была прекрасна! Как обворожительна! Мориц догадывался, что под роскошным платьем кроется красивое тело, созданное для любви, и сгорал от нетерпения скорее узнать его. Разве мог он не заметить ее хитрый взгляд и едва мелькнувшую легкую улыбку алых губ?
— Если бы это зависело только от меня, мадам, я бы упал к вашим ногам и больше никогда не двинулся бы с места...
Он чувствовал, что нравится ей. Это было похоже на искру, вспыхнувшую между ними, и, может быть, Мориц, забывший о том, где находится и с кем, позволил бы чувствам, бушевавшим внутри него, вырваться наружу, но де Шароле легонько дернул его за рукав.
— Я обещаю вам, дорогая сестра, что вы вновь увидитесь с графом, как только вернетесь. Не забывайте, что сегодня вы уезжаете в Шантийи.
— Вы готовы поклясться?
— Нет, — ответил он, галантно приобняв свою сестру, — это обещание, а не клятва. А сейчас, моя дорогая Елизавета, вам нужно догнать вашего мужа, иначе он отправится к королю без вас.
Изящно махнув на прощание рукой, она развернулась, шурша шелковым платьем, и ушла, оставив за собой легкий аромат духов. Морицу показалось, что у него только что отняли что-то очень важное. Он был уверен, что без этой яркой звезды в его жизни будет не хватать света.
— Вы обязательно увидитесь вновь, — прошептал де Шароле. — Вы понравились ей с первого взгляда, уж я-то вижу. Но хочу вас предупредить — у нее уже есть любовник.
— Я его убью!
Смех графа еще долго раздавался под потолками галереи...
— И сразу убийство? Сейчас не лучшее время, чтобы так подставлять себя. Ее любовник — наш кузен граф де Клермон, он тоже королевских кровей! Так что, дорогой друг, имейте терпение!
В следующие несколько дней граф Саксонский стал завсегдатаем Пале-Рояля, приближенным к регенту, самым желанным гостем в парижских салонах, за игорными столами, где за партией в ландскнехт, фараон или реверси из рук в руки переходили целые состояния, а также частым посетителем балов в Опере... и танцовщиц. Принцесса де Конти так и не вернулась из Шантийи, и он нашел утешение в теплых объятиях милых девушек. Он вел ту самую господскую и шикарную жизнь, которую так любил, и быстро стал всеобщим любимчиком. Даже герцогиня Орлеанская, чахнущая супруга регента, которая большую часть своего времени проводила лежа в постели, привязалась к юному графу. За три года до этого ветряная оспа несколько изменила ее внешний вид, стерев раз и навсегда красоту законной дочери Короля-солнца и прекрасной мадам де Монтеспан. Постоянно «утомленная», она целыми днями возлежала на диване, где трижды в неделю обязательно напивалась посреди самой утонченной роскоши. Ее затеи дорого обходились королевству. Когда система Лоу дала первые сбои, в Париже поднялся бешеный ажиотаж, заставивший весь квартал Пале-Рояль бурлить, словно адский котел. Мориц без остановки слал отцу письма, требуя еще денег, и даже не на шутку обеспокоил графа фон Ватсдорфа, саксонского посла в Париже, который решился написать об неуемных аппетитах Морица королю. Тот, втайне восхищаясь тем, что сын оказался приближенным к регенту, ограничился лишь не слишком суровым выговором.
И вот, наконец, Мориц получил королевский пергамент с печатью. Текст был следующим:
«Сего дня седьмого числа августа месяца 1720 года, король, находясь в Париже, изъявляет желание принять графа Саксонского на службу Его Величества в ранге, соответствующем его происхождению, засвидетельствовать от лица господина герцога Орлеанского, регента, глубочайшее почтение его отцу, Его Величеству, и возвести графа в ранг бригадного генерала [59] своей армии, отныне и впредь, и дать ему право исполнять свои обязанности и пожинать их плоды, пользуясь правами, какими пользуются те, кто находится на аналогичных должностях и исполняет схожие обязанности, а также выделить графу жалование, назначенное правительством Его Величества, и, в знак доброй воли Его Величества, выслать ему данное свидетельство, подписанное им самим, а также мной, его государственным советником и интендантом по финансовым делам». Подписано «ЛЮДОВИК» и ниже «Ле Блан». Жалование составляло десять тысяч ливров.
Не бог весь какие деньги, конечно, но Мориц все равно галопом поскакал к регенту, чтобы отблагодарить его за оказанную честь. Он был переполнен радостью, но, когда они с регентом распили бутылку шампанского за славное будущее нового генерала, герцог напомнил ему, что, прежде чем его окончательно утвердят в этой должности, он должен получить разрешение от отца.