— Тем не менее этот брак позволил бы...
— Ради бога, не настаивайте! Во всяком случае, если я и не сказал «нет», надеюсь, кто-нибудь сделает это за меня.
И точно. Флеминг, на самом деле, уже нашептывал своему господину, что подобный брак может поставить графа Саксонского на ту же высоту, что и его двоюродного брата, наследника, а это могло быть опасно... Чтобы утешить молодого человека, Август II поручил ему несколько миссий, в том числе одну в Англию, к королю Георгу I, отвратительному мужу Софии Доротеи Целльской. Там он был прекрасно принят этим самым монархом, ненавидевшим свое королевство, равно как и всех своих подданных, и проводившим время в сожалениях о своем любимом Ганновере [72] , напиваясь в обществе двух тевтонских любовниц, крепкой фон Шуленбург, прозванной Слонихой, и Кильманнсег, ее полной противоположности... И если посланник Польши был должным образом принят, несмотря на то что он был племянником убитого Кенигсмарка, то исключительно потому, что он был немцем! Что же касается миссии, которая ему была поручена, то она так и осталась тайной. Даже для Морица, так как речь шла о передаче лично в руки письма и об ответе на несколько вопросов.
Не соблазненный англичанами, молодой граф провел дело с барабанным боем и поспешил вернуться обратно в Дрезден. Воздух, которым приходилось дышать в Лондоне, казался ему нездоровым, особенно рядом с королем, панически боявшимся узнать о смерти Альденской пленницы: некая Дебора, французская провидица, приехавшая в Ганновер, предсказала, что если его жена умрет, он последует за ней в ближайшие двенадцать месяцев [73] .
А чем в это время занималась Адриенна, лишенная общества своего любимого? Она писала ему почти ежедневно, сидя за маленьким столиком из белого мрамора в своей красивой и теплой комнате, казавшейся теперь такой пустой...
«Если бы вы знали, какую радость доставляют мне ваши письма, вы бы чаще писали мне... Мое сердце переполнено сотнями разных вещей, и я никогда не смогу все это выразить... Я еще напишу вам завтра, и я всю жизнь готова буду рассказывать вам, если вы этого захотите, как я люблю вас всем своим сердцем...»
Ее дорогой граф отвечал нерегулярно и лишь короткими записками: хорошо говоря по-французски, писал он ужасно, и ему не хотелось, чтобы Адриенна смеялась над ним, но то, что он излагал в своих немногословных посланиях, выражало глубокую нежность. Потому что он все еще ее любил, хотя и позволял себе, следуя потребностям своего мощного тела, некоторые «причуды». Ему так не хватало Адриенны, что он стал готовить возвращение во Францию без всяких для того поводов, и тут, самым чудесным образом, Август II поручил ему представлять его на бракосочетании Людовика XV и Марии Лещинской. И вот Мориц стал послом!
Он был так счастлив, что даже не заметил, что это был подарок с неприятным сюрпризом: будущая королева Франции приходилась дочерью Станиславу Лещинскому, ставшему королем Польши после того, как Сейм избавился от Августа И, хотя позднее Август все-таки изгнал его и восстановил себя на троне. Какая разница! Мориц рассчитывал на свое личное обаяние и надеялся, что княгиня не затаит злобу. А главное, он снова сможет увидеть Адриенну!
Едва приехав в Париж, он лишь на минуту забежал к себе, оставил там вещи, вскочил в седло и, не теряя времени на переодевание, бросился на улицу Марэ-Сен-Жермен, подгоняемый желанием обнять свою любимую, такую теплую, такую нежную, и наполниться ароматом свежей розы, который принадлежал одной только ей.
Погода в эти первые дни сентября была похожа на ноябрьскую. Шел сильный дождь, и хотя расстояние было небольшое, скачки хватило для того, чтобы покрыть всадника грязью с головы до ног... Прибыв во двор, он бросил поводья выбежавшему слуге, спрыгнул прямо в лужу и помчался к лестнице, привлекаемый звуками божественного голоса и сопровождавшего его клавесина. Его появление было похоже на торнадо: внезапно наступила тишина, и головы присутствующих повернулись в его сторону. А там было с десяток человек, и все сидели в креслах, слушая молодую женщину, певшую в сопровождении д#39;Аржанталя... А он, разочарованный и полный ярости, резко повернулся на каблуках, готовый бежать, но песня оборвалась, и ее заменил крик:
— Вы! Наконец-то!...
И Адриенна бросилась к нему, чтобы прижаться к нему в объятиях, не обращая внимания на гостей, не боясь запачкать свое платье цвета умирающей розы. Но гости были настоящими друзьями: увидев обнимающихся влюбленных, они один за другим на цыпочках удалились. Последним ушел Шарль д#39;Аржанталь. Он тихо закрыл крышку клавесина, а потом со вздохом и слезами на глазах покинул комнату, оставляя себе лишь хрупкую надежду, что продолжительное отсутствие — а оно длилось почти год! — вернет ему ту, кого он не переставал любить... В комнате, полной цветов, где горел первый огонь ранней осени, Адриенна и Мориц, казалось, не видели никого и ничего вокруг себя.
* * *
Две ночи и один день, тридцать шесть часов, ушло на доказательство их взаимной страсти, а потом Мориц помчался в Фонтенбло, где должна была состояться королевская свадьба, чтобы успеть занять место в череде послов. На своих губах, в глазах и в сердце он нес Адриенну, проклиная «рутину», что оторвала его от нее. Тем не менее он не мог не быть очарован великолепием королевского бракосочетания и той атмосферой счастья, в которой все происходило. Может быть, потому что это было своего рода сказкой о Золушке...
Инфанта, на которой должен был жениться молодой король, была отправлена в Мадрид из-за болезни ее жениха, которая даже дала повод опасаться за его жизнь. Герцогу Бурбонскому, назначенному регентом, а также первому министру кардиналу де Флёри [74] было ясно, что если Людовик XV не сможет произвести на свет потомство, то корона перейдет к герцогу Орлеанскому. Но принцесса не достигла даже половой зрелости. Таким образом, нужно было вернуть ее в семью (не слишком довольную этим, конечно же!) и как можно скорее заключить союз с женщиной, способной иметь детей.
Таковых обнаружилось восемьдесят две. После вторичного отбора их осталось пять, включая Елизавету, дочь Петра Великого, но она родилась от отца-пьяницы, почти варвара, считавшегося человеком крайне неуравновешенным. Будущий жених поставил вопрос ребром: он пожелал увидеть портреты претенденток, поскольку, несмотря на свои пятнадцать лет, у него был утонченный вкус, и ему не хотелось стать обладателем «кота в мешке». И вот среди них нашлась молодая девушка, привлекшая внимание Людовика до такой степени, что он поставил ее портрет в своей комнате. Это была Мария Лещинская.