— Ты так считаешь? — спросила Моника, злобно ухмыляясь. — Я думаю иначе.
— Да, наверное, — устало согласилась Дорис. — Ты ведь получала удовольствие от всего этого, не так ли?
— Ну конечно! И благородная Дорис даже не станет мстить мне. Или я не права?
— Права.
С разбитым сердцем, измученная, она вглядывалась в лицо, которое, как ей казалось, так хорошо знала, — и вдруг заметила, как оно вновь изменилось. Дорис не слышала, как подъехала машина, — у нее в голове стучали злобные обвинения Моники, но ее почему-то совсем не удивило, когда губы бывшей подруги жалобно скривились и она бросилась бежать мимо Дорис — прямо в объятия Итана.
Он ласково обнял рыдающую девушку, а та, всхлипывая, стала жаловаться ему, перечисляя лживые обвинения, которые Дорис якобы бросила ей в лицо.
В деловом костюме и в плаще Итан выглядел далеким, элегантным незнакомцем.
Когда Моника умолкла, он, глядя на Дорис, произнес ледяным тоном:
— По дороге в аэропорт я проезжал мимо киоска и увидел газету с фотографией. Я беспокоился о тебе, волновался. Развернул машину и помчался тебя разыскивать. Дом был закрыт. Я поехал к Монике, но соседка сказала, что та отправилась сюда и что ты ее искала.
— И вот ты здесь, — заключила Дорис тихо, почти равнодушно.
— Как видишь. — Его голос звучал так холодно, так презрительно, что ей стало не по себе. — Вначале ты обвиняла меня, а теперь принялась за Монику. Бог троицу любит, — может, ты и мою мать обвинишь за компанию? Или Нормана? Мы могли быть заодно.
— Но не были. Правда, теперь ведь это и неважно.
— Да. Прощай, Дорис. Надеюсь, мы больше тебя здесь не увидим.
— Не увидите, — печальным эхом отозвалась Дорис. Глядя на него, она добавила еще печальнее: — Я любила тебя, Итан. Ты не знал? Я все-таки влюбилась в тебя.
— Что ты говоришь? — спросил он без всякого интереса.
На подгибающихся ногах девушка добрела до своей машины, села и уехала. Никогда еще Дорис не испытывала такой боли. Она и не подозревала, что все эти шестнадцать лет лучшая подруга ненавидела ее… Она любила Монику и была уверена, что это чувство взаимно. А та ненавидела… Ее лучшая подруга.
Впервые в жизни влюбиться без памяти — и увидеть свою любовь безжалостно растоптанной!
Дорис не знала, куда едет. Она просто мчалась вперед, не обращая внимания на дорожные знаки. Девушка снова и снова переживала случившееся. Как же она раньше не поняла? Не догадалась? Как могло случиться, что такая долгая дружба была построена на лжи?
Ее не волновало, что теперь будет с ней самой. Она не вспоминала о том, что потеряла работу, что, наверное, лишится и своего дома, что ее агент пытается связаться с ней, узнав о фотографии в газете. Она думала только о Монике, о том, до чего может довести зависть и ревность. Сколько же в ней горечи!
Дорис размышляла и об Итане. Знал ли он? Догадывался ли, что это могла быть Моника? Хотя с какой стати ему подозревать старую знакомую? Дорис ведь это не приходило в голову. Как можно было быть такой слепой? Значит, она действительно прожила жизнь, не думая ни о ком? Считала, что ей просто везло, думала, что ее друзья рады за нее, точно так же, как она бы радовалась за них, повернись все по-другому.
Она никогда не была ревнивой или завистливой — так может быть, она и вправду плыла по течению, с высокомерным равнодушием взирая на всех вокруг? Какие еще ужасные чувства испытывали к ней люди?
Девушка была твердо уверена только в одном: она действительно не прилагала никаких усилий, чтобы получить эту роль в рекламном ролике. И не хотела этого. Пьер Лорен первым захотел с ней встретиться, а не наоборот.
А в детстве? Что она сделала в школе, чтобы вызвать у Моники такую ненависть? Да, ей легко давались занятия спортом, она хорошо училась и была старостой класса. Наверное, все дело в этом.
Может быть, Моника сама стремилась к этой роли? Но ведь Дорис не назначили, а выбрали старостой! И тогда она тоже была смущена.
Встречная машина прогудела ей, просигналив фарами, — и Дорис поняла, что уже стемнело. Включив дальний свет, она огляделась вокруг, совершенно не представляя, где находится. По пути ей пришлось дважды останавливаться, чтобы заправить машину, и то только потому, что датчик бензина начинал гудеть. Если бы не это, она давно бы уже застряла где-нибудь посреди дороги. Ей было больно. Так больно! Но она не могла заставить себя перестать думать об этом. Наверное, желтая пресса теперь не оставит ее в покое. У дома уже, как пить дать, толпятся репортеры.
Я уеду, решила Дорис, и начну все сначала. У нее было достаточно денег, чтобы позволить себе передышку. К тому же должен был прийти чек от Лорена.
Ей совсем не обязательно ехать домой. Банк оплатит все ее счета, а у Бетти есть ключ от дома, она приглядит за ним и будет забирать почту…
Чем больше Дорис размышляла об этом, тем более привлекательной казалась ей мысль пожить где-нибудь месяц или около того. Она поездит, посмотрит места, которых раньше никогда не видела… Остановится в ближайшей гостинице, купит себе какие-нибудь вещи, туалетные принадлежности…
Месяц спустя, в первый день июня, Дорис вернулась в Манчестер. Ее прелестный домик показался ей совсем чужим. Его можно продать, подумала она. Может быть, это действительно придется сделать, потому что у нее появилось подозрение, что она беременна. Конечно, задержка могла быть вызвана пережитыми волнениями, но тогда, в коттедже, она раз или два забыла принять таблетку.
Да, это было бы достойным завершением всей этой истории! Забеременеть от человека, который не любил детей, не собирался жениться, не хотел заводить семью! А даже если б и захотел, она ведь больше не нравилась ему. Поэтому, если беременность подтвердится, ей придется переехать. Ведь контора Итана буквально за углом, и они неизбежно будут периодически сталкиваться. Он увидит, как она становится все толще и толще…
Вздохнув, Дорис с печальной улыбкой опустила голову на руль, думая о том, что вряд ли жизнь может стать еще хуже, чем сейчас. Последние несколько недель она только и делала, что пыталась убежать от себя — каждый день садилась в машину и переезжала в новую гостиницу. От этих недель, проведенных в дороге, в памяти не осталось абсолютно ничего. А в душе царила пустота.
Она устало вылезла из машины, достала вещи и вошла в дом. Больше он не казался ей тихой гаванью.
Через полчаса кто-то позвонил в дверь. Думая, что это Бетти принесла почту, Дорис открыла дверь и… увидела Итана.
Он стоял к ней спиной, и на нем был все тот же плащ. При виде его шелковистых каштановых волос Дорис почувствовала, что сейчас заплачет.
Итан медленно повернулся, посмотрел на ее измученное лицо и тихо сказал:
— Здравствуй, Дорис.