— Очевидно, вы рассчитывали, что я стану рассуждать именно так, устало проговорил я. — Но я кое-чему научился. Сделайте еще одно одолжение, Корадзини. Свяжите им ноги.
— Что это вы собираетесь делать? — сердито спросил боксер.
— Не волнуйтесь. Хлеб у палача я отбирать не стану. Вы с Левином поедете на санях. Со связанными ногами и под конвоем… В чем дело, мисс Легард?
— Вы уверены в своей правоте, Питер? — произнесла она впервые за несколько часов. Видно было, что даже эти несколько слов утомили ее. — Он совсем не похож на убийцу. — Судя по голосу, старая дама испытывала те же чувства, что и полдюжины оцепеневших пассажиров, недоброжелательно смотревших на меня: Зейгеро успел всех расположить к себе.
— Ну а кто из присутствующих похож на убийцу? — спросил я. — Да матерого преступника ни за что не узнаешь по внешнему виду. — И я выложил старой актрисе и остальным своим спутникам все, что знал и о чем догадывался. Все были потрясены услышанным. Особенно тем, что в бензин подсыпан сахар и что Хиллкрест одно время был совсем рядом. Когда же я закончил свой рассказ, то понял, что присутствующие так же убеждены в виновности Зейгеро, как и я.
Через два часа, спустившись вниз по склону, я остановил трактор и достал радиоаппаратуру. Полагая, что мы находимся менее чем в сотне миль от побережья, я целых полчаса пытался связаться с базой в Уплавнике. Но тщетно.
Да я и не рассчитывал на успех: на базе был всего один радист. Не мог же он дежурить круглосуточно. Да и звуковой сигнал был настроен на другую частоту.
Ровно в четыре я вышел на связь с Хиллкрестом. На этот раз я даже не позаботился о том, чтобы унести рацию в сторону. Переговоры с Хиллкрестом вел, прислонясь к кузову трактора, так что каждое слово — мое и собеседника — слышали все. Но теперь это не имело никакого значения.
Разумеется, первым делом я сообщил ему о том, что обнаружил преступников. Но говорил я об этом скорее уныло, чем радостно. А все потому, что за последние несколько дней я страшно измотался и к тому же сознавал, что еще не все позади. Но более всего меня заботили жизнь и здоровье Марии Легард и Малера. Странное дело, я не радовался успеху и потому, что привязался к Зейгеро. Поэтому, поняв истинную сущность преступника, был потрясен в большей степени, чем мог себе в этом признаться.
Правда, Хиллкрест отреагировал на мое сообщение так, как и следовало ожидать. Когда же я поинтересовался их успехами, приятель мой сник. Они почти не продвинулись. Ни списка пассажиров, ни сведений о грузе авиалайнера — самого главного — они тоже не получили. На борту авианосца «Трайтон» инсулин имеется, его по воздуху доставят в Уплавник. По полынье, образовавшейся во льдах, держа курс на Уплавник, движется десантный корабль, который должен завтра прибыть на базу. На борту его вездеход. Сразу после выгрузки он направится навстречу нам. Нас искали два самолета, оснащенные лыжами, и два разведчика. Но обнаружить не смогли. Очевидно, в это время мы шли через перевал… Хиллкрест продолжал рассказывать, но я его уже не слушал. В сознании моем всплыл факт, который мне давно бы следовало вспомнить.
— Подожди минуту, — оборвал я приятеля. — Я вспомнил кое-что.
Забравшись в кузов вездехода, я потряс Малера за плечо. К счастью, он просто дремал. Еще часа два назад я решил, что ему вот-вот конец.
— Мистер Малер, — торопливо начал я; — Вы говорили, что работали в нефтяной компании?
— Совершенно верно, — удивленно произнес старик. — Компания «Сокони Мобил Ойл» в штате Ныо-Джерси.
— В качестве кого? — Существует уйма должностей, до которых сейчас мне не было никакого дела.
— В качестве химика-исследователя. А что произошло?
Облегченно вздохнув, я объяснил. Рассказав о бедах Хиллкреста и о том, как он пытается выйти из положения, я спросил у старика, что он думает по этому поводу.
— То, чем он занимается, похоже на самоубийство, — угрюмо проговорил Малер. — Он что, хочет взлететь на воздух? А это случится, стоит появиться хоть ничтожной течи в бочке, которую он пытается нагреть. Кроме того, температура испарения бензина имеет широкий диапазон. От 30° по Цельсию до температуры, вдвое превышающей температуру кипения воды. Он может стараться целый день и выпарит бензину на одну зажигалку.
— В том-то и беда, — согласился я. — А какой же выход?
— Выход один — промывка. Какая емкость ваших бочек?
— Десять галлонов.
— Пусть он отольет пару галлонов и нальет в бочку столько же галлонов воды. Ее надо хорошенько перемешать. Оставить на десять минут, а затем верхние семь литров слить. Он получит практически чистый бензин.
— Как просто! — поразился я, вспомнив о мучениях Хиллкреста, добывавшего бензин в час по чайной ложке. — Вы уверены, что у них что-то получится, мистер Малер?
— Должно получиться, — заверил меня старик. Даже столь краткий диалог совершенно обессилил больного, голос его превратился в хриплый шепот. Сахар растворяется не в бензине, а в том небольшом количестве воды, которое всегда в нем находится. При этом образуется взвесь. Если воды много, она опустится на дно вместе с сахаром.
— Будь моя воля, я бы присудил вам Нобелевскую премию, мистер Малер, произнес я, вставая. — Если у вас появятся еще какие-нибудь идеи, дайте знать.
— Могу дать еще один совет, — старик с трудом улыбнулся и, ловя ртом воздух, добавил:
— На то, чтобы получить нужное количество бензина, вашему другу понадобится много времени. — Кивнув в сторону тракторных саней, он проговорил:
— У нас много лишнего бензина. Почему бы вам не оставить несколько бочек для капитана Хиллкреста? Кстати, почему вы не сделали это вчера вечером, когда узнали о том, что с ним случилось?
Я долго смотрел на старика, потом с усилием повернулся к двери.
— Сейчас я вам отвечу, мистер Малер, — раздельно произнес я. — Потому что таких дураков, как я, свет не видывал.
Выбравшись из кузова, я сообщил Хиллкресту, какой я болван.
Мы двигались весь вечер и ночь. За рулем «Ситроена» мы с Джекстроу и Корадзини сидели по очереди. В работе двигателя появились сбои, звук выхлопа становился все более странным, с каждым разом все труднее включалась вторая передача. Но я не мог, не смел останавливаться. От скорости зависела жизнь человека.
В начале десятого вечера Малер впал в коллапс, который стал переходить в коматозное состояние. Видит Бог, я сделал все, что в моих силах, но этого было недостаточно. Ему нужна была теплая постель, обильное питье, средства, стимулирующие жизнедеятельность, глюкоза орально или внутривенно. Ни стимулирующих средств, ни теплой постели не было, а узкая, жесткая кровать не могла заменить ее. Все труднее было получить воду, чтобы утолить жажду, мучившую Малера; возможности сделать ему внутривенную инъекцию я не имел. На старика жалко было смотреть, мучительно слушать его затрудненное, хриплое дыхание — предвестник диабетической комы. Если не достанем своевременно инсулин, то самое позднее через три дня больной умрет.