— Сочувствую, — в глазах моего супруга не было ни раздражения, ни недовольства, только холодный интерес к очередной игре и задумчивость, которую кесарь не скрывал.
Он выпрямился и теперь взирал на меня с высоты своего немалого роста. А я сидела на белой шкуре и старалась ни о чем не думать. Выходило плохо.
Поерзав, устраиваясь поудобнее, нервно взглянула на цепи, сопровождающие позвякиванием любое мое движение. Браслеты неприятно холодили руки, и вообще неудобно было.
Кесарь присел, потянулся к моей юбке. Откинул край верхней и порвал нижнюю.
— Дворца с садом, озером и подъездной дорогой вам было мало! — наблюдая за тем, как рвется ткань в его руках, возмущалась я. — Теперь страдает моя одежда… и гордость. Что дальше?
Дальше он коснулся наручника на правой руке, и браслет отстегнулся. Не говоря ни слова, император осторожно обернул тканью мое запястье, затем поверх лоскутков от юбки вновь защелкнул наручник. Точно так же бережно и осторожно обошелся с другой рукой.
— А не проще ли снять цепи? — поинтересовалась я. — Мне и так сбежать нелегко — в вашем-то присутствии!
— Нет, любопытная моя, — кесарь посмотрел на меня с нежной улыбкой, — суть в том, что цепи блокируют твою магию.
Теперь меня блокируют еще и цепи! Потрясающе, кесаря мне было мало, и разрушенного дворца мне было мало, и даже рыбок издохших не хватило, теперь еще и цепи понадобились. Потрясающе просто!
Движение кесаревской длани — и айсир Девари нас покинул, торопливо зашагав по истаивающей ледяной дорожке. Остались Лора, император и я. Лориана стояла, нервно сжимая руки, и переводила взгляд с меня на кесаря и обратно.
— Можно, — не глядя на нее, дозволил его бессмертие.
Сестра тут же села рядышком, не скрывая ни страха, ни тревоги.
— Все будет хорошо, — сказала я, не веря собственному утверждению. Затем, глядя, как движением руки кесарь притянул странный мешок, который от него шагах в десяти находился, спросила: — Лора, что в нем?
Мешок, кстати, был внушительный!
— Королевские артефакты, из хранилищ, — тихо ответила младшая принцесса Оитлона, — как выяснилось, они хранились по приказу… императора Араэдена.
Сижу, рот беззвучно открывается, потом закрывается…
В конце концов я сорвалась на крик:
— У ВАС СОВЕСТЬ ЕСТЬ?! — я рванулась, пытаясь встать. Цепи абсолютно неделикатно отбросили меня обратно. — Да… как вы могли?!
Мой вопль разнесся по всему искореженному саду, перекрыв вопли тех, кто сейчас бежал из дворца, ибо тот продолжал рушиться, складываясь карточным домиком. Кесарь же бросил на меня насмешливый взгляд и извлек на свет меч, да-да, ту самую двуручную гадость, которой Мрано якобы зарубили якобы невоздержанного орка в стремлении защитить честь якобы невинной девы!
— Да вы хоть представляете, какой урон несла казна Оитлона, пытаясь держать в тайне эту историческую рухлядь?! — я рванулась в очередной раз и пожалела об этом — наручники, несмотря на то, что запястья прикрывала ткань, больно резанули кожу.
Кесарь внезапно швырнул меч на алтарь, да так, что тот жалобно зазвенел. А сам император развернулся и направился ко мне. На лице выражение холодно-отрешенной ярости, глаза сверкают. Подошел, присел и ледяным тоном произнес:
— Ты любишь боль, нежная моя?
И где логика? Но намек осознала, затихла, даже отодвинуться подальше попыталась.
Резкое, непередаваемо быстрое движение — и моя рука оказалась в плену стальных пальцев Араэдена. Вновь отстегнув сталь, он размотал ткань… послышался тихий рык. Проследив за его взглядом, узрела стертую до крови кожу… Даже и не подозревала, что я рванулась настолько сильно. Кесарь бросил на меня еще один крайне недовольный взгляд, затем его тонкие пальцы осторожно коснулись стертой кожи, и боль отступила. Покраснение также исчезло. Закончив с излечением запястья, кесарь вновь осторожно, но на сей раз более плотно перемотал руку, следом щелкнул браслет, снова приковывая меня. Те же самые действия были проведены со второй рукой, после чего император смерил меня лениво-оценивающим взглядом и спросил:
— Уж будь любезна, бережливая моя, напомни, какие расходы понесла казна Оитлона?
Только я собралась ответить, как он добавил:
— При этом, нежная моя, не забудь упомянуть прибыль от тех незаконных производств, которые я вынужден был игнорировать.
И рот я закрыла. Ненадолго.
— А что мне оставалось делать? Видеть счета на содержание пяти никому не нужных городов и игнорировать печальный взгляд казначея?
— Так все это было ради печальных глаз казначея? — ехидно полюбопытствовал мой супруг.
Под его проницательным взглядом мне даже стало совестно. Немного. Потому как у наследных принцесс совести нет как таковой в принципе, а потому:
— Казна не безгранична, знаете ли!
Кесарь улыбнулся, чуть иронично и насмешливо, поднялся, вернулся к алтарю. Я же продолжала любоваться невероятной картиной — кесарь бережно извлекает то, что по его приказу от него же и скрывали! Где тут логика?! Где? Я в упор не вижу!
— Логичная моя, следовало бы обратить внимание на качество постройки хранилищ и механизмы защиты, — отозвался супруг. — Ни в Оитлоне, ни во всем Рассветном мире нет специалистов, способных создать подобное.
Мысленно проклиная собственную недогадливость, вспоминаю построенный от Готмира до Ирани транспортер… Проект придумал кесарь! И должна отметить — механизм транспортировки руды был прост, удобен, надежен… Как и механизмы хранилища! А еще вспомнилась история с маслом земли… Масло-то он подарил, но заливали мы его в уже готовые желобки, запуская механизм, который, как я считала, был создан предками…
— Магия, нежная моя, — это чудный дар, который порой обращается против ее владельца, — произнес кесарь. Он осторожно полировал животворящий камень. — Маг со временем свыкается с той силой и теми возможностями, что дарит магия. Это приводит к тому, что для тех, кто привык использовать магические силы, магия сродни дыханию. И величайшая жестокость — лишить мага его сил.
Камень в руках императора жалобно скрипнул. Лора, затаив дыхание, жадно слушала каждое слово Араэдена, ну а я поняла, что он сейчас свою историю рассказывает.
— Именно, нежная моя. Рад, что ты все понимаешь… Оказавшись без магических сил, я — тот, кто летать научился прежде, чем ходить, — был в отчаянии. Какое-то время жила надежда, что с исцелением вернется и сила… Но чудовищная боль уходила, физическая сила возвращалась, а магия — нет! Раз за разом бесполезные попытки… И ничего.
Прекрасные зеленые глаза Лоры наполнились слезами сочувствия. Я же, скептически взглянув на это дело, угрюмо произнесла:
— Сомневаюсь, что вы были в отчаянии дольше двух часов.
Грациозный поворот и легкая усмешка были посвящены моей персоне.