Амплуа девственницы | Страница: 18

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— У тебя же денег полно, сама говорила.

— Так, может, там не деньги.

— А что?

— Не знаю.

Я вздохнула, разговаривать с Леркой не было никакой возможности. Мы въехали в гараж ее дома, и я побрела к своей машине.

— Ты куда? — насторожилась Лерка.

— Домой. Время позднее, у меня завтра работы по горло.

— Ты что? — подскочила она ко мне. — Какой дом? Какая работа? Ты не понимаешь…

— Это ты не понимаешь. Мне работать надо, работать. У меня нет миллионов, ясно?

— О деньгах не беспокойся…

— Да пошла ты… — посуровела я, устраиваясь в машине. — И не вздумай мне помешать, — предупредила я, заметив, что спешно приближается Сашок.

— Вот что, — затараторила Лерка, — ни в коем случае не говори ментам, что мы входили в квартиру.

О белобрысом тоже забудь. И о стрельбе. Приехали, позвонили в дверь и уехали. Обещай мне, слышишь?

— Слышу, — ответила я и поторопилась убраться восвояси.

* * *

К родному дому я подходила с опаской, знать не зная, чего следует ждать от судьбы. Судьба послала светло-коричневый конверт, именно его я обнаружила в своем почтовом ящике, в который заглянула по привычке, хотя никакой корреспонденции не ждала.

Конверт был плотный, большой, с моим адресом и именем, обратный адрес отсутствовал. Отправили его два дня назад из двадцать шестого почтового отделения. Поглазев на конверт, я вошла в квартиру, пробежалась по всем трем комнатам, дабы убедиться, что нахожусь одна, рухнула в кресло и закрыла глаза, но тут же вскочила и схватила конверт, разорвала и обнаружила в нем конверт поменьше и листок бумаги, развернула его и с дрожью душевной прочитала: «Дорогая Аня. Пожалуйста, сохрани это для меня. Арсений».

Я заревела, да так жалобно, что самой себе удивилась. Уж, кажется, надо свыкнуться с мыслью, что Арсения больше нет, но теперь, когда я держала в руках его записку, горе обрушилось на меня с неимоверной силой.

От избытка чувств я кинулась к телефону, чтобы позвонить Лерке, но вовремя опомнилась. Лерка непременно захочет узнать, что в конверте, а Арсений просил сохранить конверт для него… В самом деле, что там может быть? Сама не знаю как, я разорвала конверт. В салфетку был завернут ключ с биркой, на бирке номер 328. Я повертела его в руках, ключ небольшой, вряд ли от двери. Тогда от чего? На всякий случай я тщательно изучила салфетку, в которую был завернут ключ. Никакой записки. Ключ, и все.

С просьбой сохранить его для Арсения. Он надеялся им воспользоваться. Я опять заревела, потом вытерла слезы и продолжила размышления.

Почему он прислал его мне? Арсений мне доверял. Конечно. Я вызываю у людей доверие, это нормально. Возможно, не только доверие, возможно, он испытывал ко мне чувства… А еще он хотел, чтобы об этом ключе никто не знал, и отправить его мне показалось ему наиболее надежным. Мы были едва знакомы, следовательно, никто из тех, кого он опасался, обо мне не знает. Отыскать меня будет сложно, это он так думал, и если бы я не поперлась к нему на квартиру, оказался бы прав. Но я, поддавшись на Леркины уговоры, туда отправилась, и в результате… в результате белобрысый легко может меня найти.

Я схватила оба конверта, записку и даже салфетку, скомкала и подожгла в большой пепельнице на кухне. Конверт горел плохо, поджигать его пришлось раза три, в конце концов и он превратился в груду пепла, а я вздохнула с облегчением.

Ключ я положила в шкатулку, где хранила всякие мелочи. Раз Арсения нет, хранить ключ у себя довольно глупо, но я его все же оставила. Еще раз прошлась по квартире и отправилась спать. Сон не шел, я то начинала реветь, то вспоминала о ключе и гадала: что намеревались открыть этим ключом, а главное, что находится под замком, который этот ключ открывает. Арсений погиб, и я об этом уже никогда не узнаю. Я вновь заревела, подозреваю, что на сей раз от неудовлетворенного любопытства.

Утром я едва не опоздала на работу, так что о ключе даже не вспомнила. Ближе к обеду мысль о нем мелькнула у меня на мгновение, но срочные дела вновь не позволили поразмышлять на эту тему.

В 15 часов 25 минут раздался телефонный звонок, и мужской голос сурово поинтересовался:

— С Лиховицкой Анной Михайловной я могу поговорить?

— Слушаю, — ответила я. Мужчина представился, и все поплыло у меня перед глазами: интересовалась мною милиция.

— Вы хорошо знали Ковальчука Арсения Романовича? — спросил мужчина.

— Это наш клиент, — промямлила я и сочла нужным добавить:

— Он собирался купить квартиру.

— Собирался?

— Да, потом куда-то исчез. По крайней мере, не звонит и в агентстве не появляется.

— А вы давно его видели?

— Недели две назад он заходил к нам в последний раз.

— Я бы хотел поговорить с вами. Желательно сегодня.

Через час я с замиранием сердца стучала в дверь кабинета, снабженную табличкой «Потапов В.А.».

По дороге я решила ни в чем не сознаваться, должно быть, с перепугу. А потом, никогда ведь не знаешь, от чего вреда больше: от правдивости или вранья.

Как мудро заметила Лерка, Арсению теперь все равно, а мне неприятности ни к чему.

Лерке я позвонила по дороге, и она укрепила меня во мнении, что ложь во спасение — это благо.

Хотя врать я не собиралась. Я просто решила немного исказить истину, чтобы господа из милиции потеряли ко мне интерес.

Услышав резкое «да», я вошла в кабинет и увидела мужчину среднего возраста, с бледным лицом, наметившейся лысиной и взглядом мученика. Если мне не хотелось отвечать на вопросы, то ему явно не хотелось их задавать.

— Садитесь, — кивнул он, когда я сообщила, кто я такая. Вздохнул, достал из верхнего ящика стола бумагу, авторучку и приступил.

Первые пять вопросов никакого затруднения у меня не вызвали, касались они в основном моих паспортных данных и места работы. Потом Владимир Андреевич перешел к насущному.

— Когда и где вы познакомились с Ковальчуком?

— А что случилось? — робко поинтересовалась я.

— Господин Ковальчук убит, идет следствие…

Охать и произносить что-то вроде «о господи» или «боже мой» я поостереглась, притворство никогда не было моей сильной стороной, я помолчала, а потом спросила: