– Вторую неделю.
Они поднялись на второй этаж, но зашли не в ту комнату, где он когда-то грелся у оперативного, а в другую, с табличкой «Командир части».
– Селезнев у себя? – спросил майор у поднявшегося из-за адъютантского стола лейтенанта.
– На летном поле.
– Мы пройдем, позвоним.
Майор кивнул на дверь в глубине комнаты и, не дожидаясь ответа, властно, как свою, открыл, пропуская вперед Серпилина.
– Сейчас доложу. – Майор подошел к столу с четырьмя телефонами, снял трубку, набрал номер и, целую минуту продержав трубку прижатой к уху, напряженным голосом назвал знакомую Серпилину понаслышке фамилию помощника Сталина. – …Докладывает Рудаков. Генерал-майор Серпилин прибыл. Находится на аэродроме. Есть! Передаю трубку…
Серпилин взял трубку и едва успел сказать: «Серпилин слушает», как услышал хриплый, рассерженный голос:
– Где вы там провалились? Товарищ Сталин о вас спрашивал, а вас нет!
– Сидели, ждали погоды в Рязани, – сказал Серпилин.
– Вот и просидели, – все так же сердито сказал голос. – Квартира в Москве есть?
– Есть.
– Поезжайте на квартиру, сидите и ждите. Безотлучно. Понятно?
– Понятно.
– Передайте трубку сопровождающему.
Так и не услышав ни «здравствуйте», ни «до свидания», Серпилин протянул трубку майору.
– Слушаю, – сказал майор. – Ясно. Есть! Ясно. Есть! – И, положив трубку, посмотрел на Серпилина: – У вас где квартира?
– Около Академии Фрунзе.
– А телефон в ней есть?
– Есть.
– Тогда ясно. А то мне приказано, если квартира далеко или без телефона, везти в гостиницу «Москва». Поехали?
– Поехали, – сказал Серпилин, – только надо проверить. Какой тут из них городской? – спросил он про телефоны и, набирая номер, подумал: «А может, к лучшему, если никто не ответит. Поеду и буду ждать в гостинице».
К телефону долго никто не подходил, и он уже собирался положить трубку, как вдруг незнакомый молодой женский голос сказал:
– Слушаю вас…
– Марию Александровну, – сказал Серпилин.
– Ее нет, она на работе.
– Тогда сына ее.
– Его тоже нет.
– А кто это? – спросил Серпилин, уже догадываясь, кто это.
– Это их соседка, – сказал молодой женский голос. – Может, им что передать?
Но Серпилин ничего не ответил, положил трубку и повернулся к майору:
– Поехали.
Когда вышли, оказалось, машина уже у подъезда и в ней на заднем сиденье лежат вещи. Майор открыл перед Серпилиным переднюю дверцу, а сам сел сзади, рядом с вещами. Серпилин сказал адрес, и машина тронулась.
– Товарищ генерал, хотите газету? – спросил майор.
– Давайте…
Серпилин взял в руки сегодняшний номер «Правды», развернул, даже посмотрел на заголовки, но проехал полдороги, прежде чем заставил себя читать, – все думал об этом звонке, прямо с аэродрома и о раздраженном голосе: «Товарищ Сталин о вас спрашивал, а вас нет…»
На первой странице и в утреннем и в вечернем сообщениях Информбюро о Донском фронте уже не упоминалось. Войска Юго-Западного, Южного, Северо-Кавказского, Закавказского, Воронежского, Ленинградского, Волховского фронтов вели наступательные бои на прежних направлениях, а их Донского фронта в сводках больше не было. Не было и уже не будет! Штаб фронта, имеющий опыт таких боев, конечно, сохранят и перебазируют на новое направление. Но какие армии потянут за ним, а какие оставят в резерве Ставки или передадут на другие фронты – это уже другой вопрос. «А с тобой лично тем более вопрос открытый», – подумал он, снова вспомнив о Сталине, который спрашивал про него, очевидно, всего два или три часа назад.
Он сложил газету, через плечо протянул майору:
– Благодарю, – и повернулся к водителю: – Здесь, направо!
Они подъезжали к его дому.
– Не слышали, товарищ генерал, когда Паулюса в Москву привезут? Вчера слух прошел, что сегодня. Тут, на аэродроме, некоторые даже думали, что с этим, с вашим самолетом привезут, – торопливо спросил майор. Спрашивать было не положено, но любопытство превозмогло выучку.
– Не знаю, не в курсе дела, – сказал Серпилин.
– А вы его видели, товарищ генерал?
– Других видел, а его нет.
– Я вас до квартиры провожу, – сказал майор, когда «эмка» остановилась у подъезда.
Серпилин ничего не ответил, вылез, кивнул шоферу и пошел вверх по лестнице, думая о том, как встретит там, наверху, жену сына, которая еще неизвестно, знает или не знает о случившемся. Майор тяжело ступал сзади с чемоданом и вещмешком.
Звонка на двери по-прежнему не было – пришлось стучать. Когда открыли, Серпилин шагнул и увидел перед собой еще державшуюся за ручку двери молодую женщину в валенках, в бумазейном платье цветочками и накинутом на плечи полушубке. Позади женщины, держась за ручку другой приоткрытой двери в его комнату, стояла девочка лет трех, в таком же бумазейном платье.
Продолжая стоять, как стоял, в дверях и глядя в неподвижное лицо женщины, он протянул ей руку:
– Я Серпилин.
– Аня, – бессмысленно, механически сказала она и, уронив с плеч полушубок, зацепив Серпилина по губам жесткими завитками волос, ударилась лицом ему в грудь. Девочка заплакала и, подбежав, стала дергать мать за платье.
«Да, уже знает, но от этого не легче!»
Серпилин почувствовал, как сзади, тесня его плечом, проталкивается майор с вещами. Протолкнулся и, продолжая держать вещи в руках, вопросительно, через голову женщины, посмотрел на Серпилина.
– Благодарю. Поставьте тут, – сказал Серпилин.
Майор поставил чемодан и мешок. Мешок повалился на пол. Он приподнял его и приставил к чемодану; потом, еще раз вопросительно посмотрев на Серпилина, приложил к козырьку руку и протиснулся боком назад к двери. Было слышно, как он сбегает по лестнице.
– Ребенка успокойте, – сказал Серпилин и захлопнул дверь.
Женщина оторвалась от пего, вытерла заплаканное лицо рукой, всхлипнула, еще раз вытерла и сказала почти спокойно:
– Она не понимает. Я плачу, и она плачет…
И девочка, все еще держась за подол матери, тоже в последний раз всхлипнула, остановилась и поглядела на Серпилина.
– Давно знаете?
– Пятый день… Ехала – не звала…
Женщина широко открыла рот, и Серпилину показалось, что она сейчас опять зарыдает. Но она не зарыдала, а только как будто проглотила что-то такое большое-большое, от чего ей даже стало больно там, внутри, в груди. Проглотила и поморщилась от боли.