Эйлу сотрясала дрожь, и она не сразу ощутила, что земля под ее ногами тоже начала содрогаться. Лишь заметив, что люди вокруг стали терять равновесие и падать, она поняла – в природе творится что-то страшное. Изумление на лицах людей сменилось испугом. До Эйлы донесся глубокий зловещий рокот, исходящий из самых недр земли.
– Дааарк! – завопила она, озираясь по сторонам в поисках сына. Но Уба уже схватила ребенка и прижала к себе. Эйла побежала к ним, но вдруг, пронзенная новой жуткой мыслью, повернула в другую сторону.
– Креб! Он в пещере!
Эйла принялась карабкаться по пришедшему в движение склону, пытаясь добраться до проема. Увесистый камень сорвался со скалы над самой ее головой, наскочил на дерево, которое треснуло от сокрушительного удара, и, грохнувшись об землю, разлетелся на куски. Эйла, оглохшая и ослепшая от страха, ничего не замечала. Обрывки далеких воспоминаний, наполнявших кошмарами ее сны, вдруг ожили. В реве землетрясения она сама не разобрала, как с ее губ сорвалось слово давно забытого языка:
– Маамааа!
Земля внезапно провалилась у нее под ногами и снова вспучилась. Эйла не удержалась на ногах и упала. Поднявшись, она увидела, что потолок пещеры обвалился. То, что некогда было высоким сводом, обрушилось вниз градом камней. Один за другим обломки скалы срывались со своих мест. Огромные валуны, подскакивая, устремлялись по склону и обрушивались в заледенелый ручей. Горная гряда на востоке раскололась, половина ее рассыпалась на глазах, точно куча песка.
Со стен пещеры срывались обломки, сыпались пыль и щебень. А вокруг высокие пихты раскачивались, словно неуклюжие великаны, пустившиеся в пляс, а лиственные деревья простирали трепещущие обнаженные ветви, в испуге внимая громовой погребальной песне земли. Поблизости от проема, напротив талой лужи, скала треснула, и в мгновение ока зияющая щель извергла из себя камни и гравий, которые засыпали вход в пещеру. Грохот обезумевшей земли и разбиваемых неведомой силой скал заглушал крики охваченных смертным ужасом людей. Они и сами не слышали своих голосов, оглохнув от невыносимого шума.
Внезапно стихия угомонилась. Последние камни, подскакивая, сорвались с вершины скалы, и все стихло. Оцепеневшие от страха люди постепенно приходили в себя и осматривались вокруг, пытаясь понять, что же это было. В поисках защиты и опоры они потянулись к Брану. Они привыкли доверять ему, во всем на него полагаться и теперь ждали от бывшего вождя помощи и поддержки.
Но Бран молчал. За годы, что он был вождем, он принял лишь одно решение, гибельное для Клана, – решение передать власть Бруду. Теперь он ясно видел, что был слишком снисходителен к сыну своей женщины, и скорбел об этом всей душой. Даже свойства, которые раньше казались Брану достоинствами Бруда, – отвага, презрение к опасности, – воспринимались сейчас как проявление самодовольной бравады и безрассудства. Но Бран понимал: сделанного не воротишь, слишком поздно смещать Бруда и избирать себе другого преемника.
Впрочем, поступи он так, Клан наверняка одобрил бы его. Однако Бран полагал, у Бруда осталась еще последняя возможность вернуть себе доверие и уважение людей. «Что ж, сын моей женщины, – с горечью думал Бран, – ты был полон гордыни, когда заявил, что ты вождь и отныне лишь тебе предстоит принимать решения. Принимай же их поскорее. Людям сейчас особенно нужен вождь. Покажи им, на что способен. Я не буду вмешиваться».
Клан понял, что Бран не намерен возвращать себе главенство, и выжидательные взгляды устремились на Бруда. Люди были верны традициям, они привыкли чтить вождя как самого мудрого и проницательного человека в Клане, привыкли, чтобы он принимал ответственность на себя, распоряжаясь их жизнью по своему усмотрению. До сей поры Бруд, сам того не сознавая, тоже всецело уповал на опыт и дальновидность Брана. В эти мгновения он был отнюдь не прочь, чтобы Бран вернул себе прежнее положение. Как и все его соплеменники, Бруд растерялся и нуждался в поддержке. Но в считанные секунды ему пришлось осознать, что бремя власти легло на его плечи всей тяжестью. И, поняв это, он попытался действовать.
– Все живы? Кто-нибудь ранен? – спросил он.
Казалось, со множества губ одновременно сорвался вздох облегчения. Люди убедились, что их вождь готов выполнять свой долг. Семьи торопливо собирались вместе. Как ни удивительно, выяснилось, что никто не пострадал. Смертоносный камнепад никому не причинил повреждений более серьезных, чем синяки и царапины. Но вскоре люди увидели, что не все в сборе.
– Где Эйла? – раздался испуганный крик Убы.
– Я здесь.
Эйла спустилась по склону. В этот миг она забыла, что повлекло ее к пещере.
– Мама! – Дарк вырвался из объятии Убы и побежал к матери.
Она бросилась к нему навстречу, схватила на руки и крепко прижала к себе.
– Уба, ты не ранена? – первым делом спросила Эйла, приближаясь к людской толпе.
– Нет. Так, несколько ссадин.
– А где Креб? – спохватилась Эйла, передала ребенка Убе и опять устремилась к пещере.
– Эйла! Куда ты? Не ходи в пещеру! Тебя завалит!
Но Эйла не видела обращенных к ней предостерегающих жестов. К тому же ничто сейчас не могло остановить ее. Она протиснулась в заваленный камнями проем и поспешила в то место пещеры, где прежде был очаг Креба. Мелкие камешки то и дело срывались с разрушенных стен. Однако та часть пещеры, где они жили с Кребом, была почти невредима. Креба там не оказалось. Эйла обыскала всю пещеру. От большинства очагов остались лишь руины. Так и не найдя Креба, Эйла помедлила у небольшого проема, ведущего в прибежище духов, и вошла туда. В святилище царил кромешный мрак. Искать там без факела она не могла и решила сначала посмотреть, нет ли Креба в глубине пещеры.
Целый град мелких камешков обрушился на нее сверху. Эйла отскочила в сторону. Зазубренный обломок валуна, сорвавшись со стены, оцарапал ей руку. Она вдоль и поперек обшарила дальний отсек, где хранились запасы Клана, заглянула за все мешки и короба, обследовала каменные выступы и расщелины. Отчаявшись, Эйла уже собиралась вернуться за факелом, как вдруг увидела Креба.
Смерть настигла Великого Мог-ура около погребальной пирамиды Изы. Он лежал на боку, поджав ноги, – в позе ребенка в утробе матери. Его просторный череп, вместилище магических знаний и сокровищ родовой памяти, был разбит тяжелым камнем, который валялся неподалеку. Судя по всему, смерть Креба была мгновенной. Эйла опустилась на колени рядом с бездыханным телом. Слезы хлынули из ее глаз.
– О, Креб, Креб, зачем только ты пошел в пещеру? – знаками вопрошала она, раскачиваясь из стороны в сторону и вслух повторяя имя погибшего. Потом, повинуясь внезапному порыву, Эйла вскочила на ноги и совершила над Кребом ритуальные знаки, которые он во время погребального обряда совершал над Изой. Ослепнув от слез, высокая белокурая женщина простирала руки, изгибая их с той грацией и выразительностью, что неизменно отличали ушедшего навсегда священного мужа. Магический смысл этих движений был скрыт от Эйлы, но она и не стремилась проникнуть в него. Она лишь отдавала последнюю дань человеку, ставшему для нее отцом.