– Эйла! Где ты была? Я вся изволновалась. И уж решила, что на тебя напал какой-то зверь. Я собиралась просить Креба и Брана, чтобы они пошли тебя искать, – принялась бранить ее Иза.
– Я все смотрела и смотрела, где что растет, забралась дальше лужайки. – Эйла, чувствуя себя виноватой, начала оправдываться. – Яне заметила, что уже поздно. – Она не врала, но и не договаривала правду. – Вот тебе кора вишни. Лаконос растет там же, где вы его собирали в прошлом году. Помнишь, ты говорила, что его корни хорошо помогают Кребу от боли в суставах?
– Да, примочки с его отваром уменьшают боль. Из ягод хорошо заваривать чай. Их сок способствует росту и рассасыванию опухолей, – начала было Иза, но вдруг осеклась. – Эйла, не старайся заговаривать мне зубы. Ты знаешь, что не следовало так долго пропадать и заставлять меня тревожиться. – Она уже не сердилась, потому что девочка вернулась цела и невредима, но Иза хотела, чтобы впредь такого больше не повторялось. Она всегда волновалась за девочку.
– Обещаю, больше без твоего разрешения такого не будет. Просто я слишком поздно опомнилась.
Едва они вошли в пещеру, как их тут же заметила Уба и побежала на своих толстых кривых ножках к девочке. Эйла подхватила пытавшуюся вскарабкаться к ней на руки малышку и закружила в воздухе.
– Можно мне как-нибудь взять Убу с собой, Иза? Я далеко уходить не буду. Я могла бы ей кое-что показать.
– Она еще слишком мала для этого и едва начинает говорить, – ответила целительница, но, увидев, как обе дочки любят общаться друг с другом, добавила: – Но думаю, можешь как-нибудь взять ее с собой для компании, только не уходи слишком далеко.
– О, конечно! – Эйла, держа малютку на руках, прижала Изу к себе. После чего подняла Убу высоко и засмеялась, на что та радостно захлопала глазками. – Разве не здорово, Уба? – сказала Эйла, опуская крошку на землю. – Мама разрешила мне взять тебя с собой.
«Что случилось с ребенком? – недоумевала Иза. – Не помню, когда еще я видела ее такой возбужденной. Что за странные духи сегодня витали в воздухе? Сначала раньше обычного вернулись мужчины и не вели в своем кругу разговоров, а вместо того разошлись по своим углам и почти не обращали внимания на женщин. Кажется, ни одной женщине от них сегодня не досталось. Со мной был любезен даже Бруд. Потом Эйла пропадала где-то целый день, а когда вернулась, жизнь била в ней ключом. Она была готова обнимать всех подряд. Ничего не понимаю, что происходит».
– Да? Чего тебе? – недовольно прожестикулировал Зуг.
День был на удивление жарким, несмотря на то, что было только начало лета. Зуг, сильно потея и умирая от жажды, орудовал тупым скребком над сушившейся на солнце огромной оленьей шкурой. Он был не в настроении с кем-либо говорить, тем более с плосколицей дурнушкой, которая уселась с ним рядом, смиренно ожидая, когда ее заметят.
– Не желает ли Зуг попить воды? – осведомилась Эйла, скромно устремив взгляд на ямочку на его плече. – Эта девочка была у ручья и увидела, что охотник трудится на солнцепеке. Эта девочка подумала, что охотник, верно, хочет пить, она вовсе не хотела ему мешать, – произнесла Эйла, соблюдая все правила обращения к мужчине. Она протянула березовую чашку и прохладный, намокший бурдюк с водой, сделанный из желудка горной козы.
Зуг утвердительно что-то промычал, удивившись заботливости девочки, налившей ему чашку воды. Сам он не мог оторваться от дела, и ему даже не удавалось поймать взглядом женщину и попросить напиться. А шкура уже почти высохла. Чтобы она приобрела необходимую мягкость и эластичность, крайне важно было трудиться над ней не прерываясь. Охотник проводил взглядом девочку, а та поставила бурдюк с водой неподалеку в тени, после чего притащила охапку грубой травы и мокрые корни и приготовилась плести корзину.
Хотя с тех пор как Зуг с сыном своей первой женщины стал жить одной семьей с Укой, она всегда выказывала ему уважение и откликалась по первому требованию, но редко предвосхищала его желания в отличие от той, которая безвременно погибла. Ука в первую очередь заботилась о Гроде, а Зуг в душе тосковал по незначительным знакам внимания, которых теперь лишился. Время от времени Зуг поглядывал на сидевшую невдалеке от него девочку. Она молча сидела и делала свое дело. «Мог-ур хорошо ее воспитал», – подумал он. Она наблюдала за ним краем глаза, пока он натягивал и скоблил влажную шкуру.
Позже, уже совсем вечером, он сидел напротив входа в пещеру, устремив взгляд вдаль. Все охотники ушли, а с ними ушла Ука и еще две женщины. Зуг питался в семье Гува и Овры. Глядя на молодую женщину, уже совсем взрослую и имевшую своего мужчину, и вспомнив, что не так давно она ребенком сидела на руках Уки, Зуг невольно задумался о скоротечности времени – времени, лишившего его силы охотиться вместе с мужчинами. Сразу после ужина он вышел из пещеры и теперь сидел, погрузившись в свои мысли, когда на глаза ему попалась Эйла с плетеной чашей в руках.
– Эта девочка набрала больше малины, чем мы можем съесть, – произнесла она, когда он ее заметил. – Не найдется ли у охотника в животе немного местечка, чтобы она не пропала?
Зуг с явным удовольствием, которое ему не удалось скрыть, согласился. Пока он ел сладкие сочные ягоды, Эйла сидела молча поодаль, после чего забрала у него пустую корзину и поспешно удалилась. «Не понимаю, почему Бруд называл ее непочтительной, – подумал он, провожая ее взглядом. – Не нахожу в ней ничего дурного, если не считать ее внешности».
На следующий день Эйла вновь напоила Зуга прохладной водой, когда он работал, и села плести корзинку. Позже к нему подошел Мог-ур.
– Жарковато заниматься таким делом на солнце, – начал он.
– Я готовлю для мужчин новые пращи и одну – специально для Ворна. Чтобы кожа приобрела эластичность, нужно выделывать ее постоянно, тогда, пока она сохнет, жир будет впитываться равномерно. Поэтому лучше всего это удается на солнце.
– Уверен, что охотникам они придутся по вкусу, – заметил Мог-ур. – Все знают, что в этом деле тебе нет равных. Я видел, как ты занимаешься с Ворном. Ему повезло, что у него такой учитель. Очень сложно овладеть этим мастерством. Должно быть, изготавливать пращу тоже настоящее искусство.
Услышав лестные слова Мог-ура, Зуг засиял от удовольствия:
– Завтра я начну их резать. Взрослые размеры я знаю, а вот Ворну придется ее сначала примерить. Праща должна быть по руке, чтобы удар был точным и сильным.
– Иза с Эйлой сейчас стряпают. Иза учит девочку, как готовить по моему вкусу белую куропатку, ту, что ты принес мне на днях. Не отужинаешь ли с нами сегодня вечером? Эйла просила меня сказать тебе об этом, да и я тоже буду рад тебе. Порой мужчине хочется побеседовать с мужчиной, а меня окружают одни женщины.
– Зуг будет ужинать вместе с Мог-уром, – с нескрываемым удовольствием ответил старик.
Хотя совместные пиршества, а также обеды двух семей устраивались часто, особенно если они были в родстве, сам же Креб редко приглашал гостей к своему очагу. Он впервые за всю жизнь обзавелся собственным углом и по-настоящему отдыхал в женском обществе. Но Зуга он знал с детских лет и всегда любил и уважал его. Зуг обрадовался приглашению, и Мог-ур пожалел, что не сделал этого раньше. Хорошо, что ему подсказала Эйла. И, в конце концов, куропатку им принес Зуг.