В его глазах промелькнуло веселье. Он полез в ящик буфета, достал кожаную плеть и вручил Джейми.
— Вот. Тебе, как говорится, и плетка в руки.
— Мне? — испуганно вскричал Джейми, пытаясь вернуть плеть не обращавшему внимания на его потуги зятю. — Ты что? Я не могу!
— А я думаю, что можешь, — спокойно возразил Айен. — Ты часто говорил, что любишь его как сына. — Он склонил голову набок, и, хотя выражение его лица осталось мягким, карие глаза были непроницаемы, — Что ж, я скажу тебе, Джейми: не так–то легко быть его отцом, лучше всего тебе пойти и не мешкая выяснить это.
Джейми долго смотрел на Айена, потом перевел взгляд на сестру. Она подняла брови, заставив его опустить глаза.
— Ты заслужил это не меньше, чем он, Джейми. Так что иди.
Джейми плотно сжал губы, его ноздри побелели. Не сказав больше ни слова, он развернулся и вышел. Прозвучали удаляющиеся шаги, потом в дальнем конце коридора хлопнула дверь.
Дженни бросила быстрый взгляд на Айена, еще более быстрый на меня и отвернулась к окну. Мы с Айеном подошли и остановились у нее за спиной. Снаружи быстро темнело, но света еще хватало, чтобы различить бедолагу Айена–младшего, маявшегося, подпирая калитку ярдах в двадцати от дома.
Оглядевшись по сторонам при звуке шагов, он увидел приближавшегося дядю и распрямился от удивления.
— Дядя Джейми! — И тут его взгляд упал на плетку. — Ты… ты будешь пороть меня?
Вечер был тихим, и я услышала, как Джейми резко выдохнул сквозь зубы.
— Наверное, придется, — сказал он откровенно. — Но сперва я должен попросить у тебя прощения, Айен.
— У меня? — Юноша определенно растерялся: как–то не привык он к тому, чтобы взрослые просили у него прощения, особенно перед тем, как отходить плеткой. — Не нужно, дядя Джейми.
Рослый дядюшка прислонился к калитке рядом с юнцом.
— Нужно. Я вел себя неправильно, позволяя тебе оставаться в Эдинбурге, и, наверное, не должен был рассказывать тебе всякие истории, которые и навели тебя на мысль о побеге. Я брал тебя в такие места, куда не следовало, подвергал тебя опасности и причинил твоим родителям больше беспокойства, чем мог бы ты сам. Вот за это, Айен, я и прошу меня простить.
— О! — Не находя слов, Айен взлохматил волосы. — Ну это… да, конечно… прощаю, дядя.
— Спасибо, племянник.
Они постояли молча. Айен вздохнул и расправил плечи.
— Ну тогда, наверное, лучше не тянуть?
— Пожалуй, — отозвался Джейми с той же неохотой, что и его племянник, и я услышала, как Айен–старший слегка хмыкнул, то ли негодуя, то ли забавляясь.
Смирившись с неизбежным, парнишка повернулся к калитке, Джейми последовал его примеру.
Темнело быстро, и на таком расстоянии мы уже различали лишь темные очертания их фигур, но зато голоса были слышны хорошо.
Джейми стоял за спиной племянника, переминаясь с ноги на ногу, как будто не зная, что делать дальше.
— Мм… И сколько твой отец…
— Обычно десять, дядя, — ответил Айен через плечо, уже сбросив камзол и взявшись за ремень. — Двенадцать — это когда очень плохо, а пятнадцать — когда совсем ужасно.
— Ну и как, по–твоему, было на сей раз: плохо или очень плохо?
Парнишка издал невеселый смешок.
— Если отец тебе велит это сделать, дядя Джейми, это вообще ужасно, но я согласен на «очень плохо». Давай сойдемся на двенадцати.
Айен–старший, стоя у моего локтя, снова хмыкнул, на сей раз с неким удовлетворением.
— Честный малый, — заметил он.
— Ну ладно, — сказал Джейми, сделал вдох и отвел руку назад, однако наказуемый прервал его:
— Подожди, дядя. Я еще не совсем готов.
Джейми растерялся.
— Э–э… ты уверен? По–моему, это не обязательно.
— Уверен. Отец говорит, что только девчонок секут в юбках, а уж мужчине если достается, то по голой заднице.
— Ему, конечно, виднее, — пробормотал Джейми. — Теперь готов?
Когда необходимые приготовления были закончены, Джейми отступил назад и размахнулся. Послышался громкий шлепок, и Дженни поморщилась, сочувствуя сыну. Юноша же лишь резко вдохнул, а всю дальнейшую экзекуцию выдержал, не издав ни звука, хотя я сама слегка побледнела.
Наконец Джейми опустил плетку, вытер лоб и протянул руку опиравшемуся на забор Айену.
— Все в порядке, парень?
Парнишка выпрямился несколько скованно и натянул штаны.
— Да, дядя. Спасибо.
Голос его звучал чуток хрипловато, но спокойно и не дрожал. Айен взял протянутую руку Джейми, но тот, вместо того чтобы повести племянника к дому, всунул ему в свободную руку плетку.
— Твоя очередь, — заявил он, подходя к забору и наклоняясь. Юный Айен был поражен, так же как и все мы, находившиеся в доме.
— Ты что, дядя?
— Теперь твоя очередь, — твердо повторил Джейми. — Я наказал тебя, а ты должен наказать меня.
— Но я не могу, дядя!
Мальчик пребывал в полном ошеломлении, словно ему предложили совершить нечто немыслимое.
— Можешь, — сказал Джейми. Он выпрямился и посмотрел племяннику в глаза. — Ты слышал, что я сказал, когда попросил у тебя прощения?
Айен обалдело кивнул.
— Вот и хорошо. Ты виноват — и я виноват; ты совершал неправильные поступки — и я тоже; ты наказан — значит, по справедливости, нужно наказать и меня. Мне, знаешь ли, мало было радости тебя стегать, но, похоже, нам обоим придется через это пройти. Дошло? Вот и хорошо.
Джейми спустил штаны, задрал рубаху и снова наклонился, схватившись за верхнюю жердь ограды. Айен стоял, будто парализованный, рука с плеткой бессильно повисла, и Джейми пришлось приказать:
— Давай!
Таким стальным голосом он распоряжался при проведении контрабандных операций, и не послушаться его было невозможно. Айен робко отступил на шаг и вполсилы взмахнул плеткой. Послышался слабый шлепок.
— Этот не в счет, — решительно заявил Джейми. — Послушай, приятель, мне тоже было нелегко сделать это для тебя. Так что уж давай, постарайся как надо.
Тоненькая фигурка с неожиданной решительностью расправила плечи, кожаная плетка со свистом рассекла воздух. Раздался новый, на сей раз звонкий шлепок, фигура у изгороди удивленно ойкнула, а Дженни, кажется, издала сдавленный смешок.
Джейми прокашлялся.
— Ну, это то, что надо. Давай заканчивай.
Мы услышали, как юный Айен, бормоча, отсчитывает удары, но Джейми лишь один раз, после девятого удара, приглушенно чертыхнулся.
Все в доме вздохнули с облегчением, когда Джейми распрямился и заправил рубашку в штаны.