— Говорить «я люблю тебя» от всего сердца, — прошептала я в темноту.
— Ага, — отозвался он едва слышно. — Говорить это.
Его рука замерла, и я, сама не зная, как это получилось, прильнула к нему, удобно примостившись головой во впадине его плеча.
— Столько лет, — сказал он, — так долго я был не самим собой, а столь разными людьми. — Он слегка шевельнулся, и крахмальное полотно его ночной рубашки захрустело. — Я был дядей детям Дженни, братом ей и Айену. Милордом для Фергюса и сэром для моих арендаторов. Макдью для каторжников Ардсмура и Маккензи для других слуг в Хэлуотере. Потом Малкольмом–печатником и Джейми Роем в доках.
Он медленно провел рукой по моим волосам с шепчущим, как дуновение ветра снаружи, звуком.
— Но здесь, — произнес он так тихо, что я едва услышала, — здесь, в темноте, с тобой… у меня нет никакого имени.
Я подняла к нему лицо и поймала губами его теплое дыхание.
— Я люблю тебя.
Мне не требовалось добавлять, насколько искренни были эти слова.
ВСТРЕЧА С АДВОКАТОМ
Как я и предвидела, микробы восемнадцатого столетия не могли и мечтать потягаться с антибиотиками века двадцатого. Лихорадка Джейми практически сошла на нет в течение суток, а в следующие два дня пошло на убыль и воспаление раны: осталось лишь небольшое покраснение по краям да при нажатии выделялось немного гноя.
На четвертый день, удостоверившись, что он пошел на поправку, я наложила легкую повязку с целебной мазью и поднялась к себе, чтобы умыться, переодеться и привести себя в порядок. Оба Айена, старший и младший, Джанет и слуги на протяжении последних нескольких дней время от времени заглядывали в комнату посмотреть, как дела у Джейми. Подозрительно, что Дженни не принимала в этом никакого участия, но было очевидно, что уж она–то полностью в курсе всего, что происходит в ее доме. Я не сообщила о своем намерении подняться наверх, однако, когда открыла дверь в мою спальню, у умывальника стоял большой кувшин с горячей водой, от которой шел пар, а рядом лежал свежий кусок мыла.
Я взяла его и принюхалась. Это было душистое французское мыло с запахом ландыша, и это являлось деликатным указанием на мое положение в доме. Почетная гостья — несомненно, но не член семьи, потому что все домашние обходятся обычным грубым мылом из жира и щелочи.
— Ладно, — пробормотала я, взбивая мыльную пену. — Поживем — увидим.
Когда спустя полчаса я, глядя в зеркало, укладывала волосы, снизу донеслись звуки — похоже, кто–то прибыл, причем, если судить по шуму, не один человек. Выйдя на лестницу, я первым делом увидела внизу сновавших между передней и кухней детей, а среди них нескольких незнакомых взрослых, с любопытством взиравших на меня, пока я спускалась.
Войдя в гостиную, я увидела, что походную койку убрали, а Джейми, выбритый и в свежей ночной рубашке, аккуратно уложен на диван, под одеяло. Со всех сторон его облепили детишки, четверо или пятеро. Командовали этой компанией Джанет, Айен–младший и улыбчивый молодой человек — судя по форме носа, один из Фрэзеров, — но в остальном имевший мало общего с крохотным малышом, которого я видела в Лаллиброхе двадцать лет назад.
— Вот она! — радостно воскликнул Джейми при моем появлении, и все в комнате повернулись, чтобы посмотреть на меня: выражения их лиц варьировали от приветливого удивления до благоговейного трепета. — Ты помнишь Джейми–младшего? — спросил Джейми–старший, кивнув на рослого, широкоплечего молодого человека с кудрявыми черными волосами и шевелящимся свертком в руках.
— Помню кудряшки, — с улыбкой сказала я. — Остальное немножко изменилось.
Джейми–младший ухмыльнулся с высоты своего роста.
— Я хорошо помню тебя, тетя, — произнес он бархатистым, словно хорошо выдержанный эль, голосом. — Ты держала меня на коленях и играла в «Десять поросят» с пальцами моих ног.
— Вполне возможно, — сказала я, глядя на него снизу вверх с легким испугом.
Бывает, что между двадцатью и сорока годами некоторые люди внешне особо не меняются, но вот между четырьмя и двадцатью четырьмя они меняются довольно заметно.
— Может, попробуешь поиграть с маленьким Бенджамином? — с улыбкой предложил Джейми–младший. — Глядишь, тетя, вспомнишь былые навыки.
Он наклонился и передал сверток мне в руки.
Очень круглая мордашка смотрела на меня с обычным для младенцев несколько одурманенным видом. Перебравшись с отцовских рук на мои, Бенджамин, похоже, слегка растерялся, но никаких возражений не последовало. Напротив, он очень широко открыл маленький розовый ротик, засунул туда кулачок и начал задумчиво его грызть.
Маленький светловолосый мальчик в домотканых штанах, сидевший на колене Джейми, уставился на меня в изумлении.
— Кто это, дядюшка? — спросил он громким шепотом.
— Это твоя двоюродная тетя Клэр, — серьезно ответил Джейми. — Ты ведь слышал о ней, правда?
— Да, — сказала маленький мальчик, энергично кивая. — Она такая же старая, как бабушка?
— Даже старше, — заверил его Джейми, серьезно кивнув в ответ.
Мальчуган воззрился на меня и снова повернулся к Джейми с лукавой усмешкой.
— Все шутишь, дядюшка, да? Она совсем не такая старая, как бабушка! Сравнил тоже: да у нее ни единого седого волоска нету!
— Спасибо, милое дитя!
Я от всей души улыбнулась славному мальчугану.
— А ты уверен, что это точно наша двоюродная тетя Клэр? — развивал тему мальчик, поглядывая на меня с недоверием. — Мама говорила, что двоюродная тетя Клэр вроде как ведьма, а эта леди на ведьму вовсе не похожа. Сам посмотри, у нее даже ни одной бородавки на носу нету.
— Спасибо, — сказала я снова, но уже более сухо. — А как тебя зовут?
Он неожиданно застеснялся и уткнулся головой в рукав Джейми, отказываясь говорить.
— Это Энгюс Уолтер Эдвин Муррей Кармайкл, — ответил за него Джейми, взъерошив шелковистые светлые волосы. — Старший сын Мэгги, которого чаще называют просто Уолли.
— А мы зовем его Сморкалкой, — сообщила мне маленькая рыжеволосая девчушка, стоявшая рядом со мной, — Потому что он вечно шмыгает носом и без носового платка ему никуда.
Энгюс Уолтер мигом оторвался от дядюшкиной рубашки, глаза его сверкали, рожица от злости покраснела, как свекла.
— Все ты врешь, врунья! — закричал он. — А ну признавайся, что врешь!
Впрочем, дожидаться признания он не стал и бросился на девочку с кулаками, однако дядюшка удержал его за ворот.
— Девочек бить нельзя, — рассудительно сказал ему Джейми. — Это не по–мужски.
— А обзываться можно? Она ведь сказала, что я сопливый! Ну и как ее после этого не поколотить?
— Да, такие замечания не очень–то украшают юную леди, мисс Абигейл, — строго сказал Джейми маленькой девочке. — Лучше попроси у кузена прощения.