Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь [= Чужеземец. Запах серы ] | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Исходя слюной, это милое создание вытянуло шею куда более объемистую, чем моя талия, и осторожно понюхало протянутый кулак. Хвост, толстый, как корабельный канат, вилял из стороны в сторону все быстрее и быстрее. Потом пес закинул назад гигантскую голову, разразился радостным лаем и ринулся на своего хозяина, распластав его на дороге.

— «Но Одиссееву близость почувствовал он, шевельнулся, тронул хвостом и поджал в изъявлении радости уши», [6] — процитировала я, обращаясь к Донасу, который только презрительно фыркнул, выражая этим как свое отношение к Гомеру, так и к неприличному проявлению слишком бурных эмоций прямо на дороге.

Джейми, громко смеясь, трепал собак по загривкам и дергал их за уши, в то время как они все разом старались лизнуть его в лицо. Наконец он отпихнул их и встал, не без труда отбиваясь от чересчур бурных проявлений собачьих чувств.

— Во всяком случае, кое-кто здесь рад меня видеть, — сказал он, улыбаясь и поглаживая голову самого большого пса. — Это вот Люк, — он показал на терьера, — а это Элфин и Марс, они братья, очень хорошие пастушьи собаки. А это, — он еще раз погладил огромную черную голову, — это Бран.

— Верю на слово, — сказала я, осторожно протянув руку, которую пес обнюхал. — Какое же у него занятие?

— Охотник на оленей, — ответил Джейми, почесал остроконечные уши Брана и прочел:


Вот как Фингал [7] выбирал собак:

Глаза — словно ягоды терна,

А уши — как листья,

Широкая грудь и стальные поджилки,

И длинное стройное тело.


— Этими качествами он обладает, ты прав, — сказала я, разглядывая Брана. — А будь у него туловище подлиннее, ты мог бы ездить на нем верхом.

— А я и ездил, когда был маленький, только, разумеется, не на Бране, а на его дедушке Найрне.

Он в последний раз потрепал Брана по спине и, выпрямившись, посмотрел на дом. Потом перехватил повод норовистого Донаса и потянул его за собой.

— «Вслед за Эвмеем явился и сам Одиссей богоравный в образе хилого старца, который чуть шел, подпираясь посохом, с бедной котомкою, рубище в жалких лохмотьях», — процитировал он, откликаясь на мое обращение к «Одиссее». — А теперь, — продолжал он, поправляя воротник с некоторой мрачной решимостью, — я полагаю, настало время пойти повидать Пенелопу и ее женихов.

Когда мы подошли к двухстворчатой двери — причем собаки следовали за нами по пятам, — Джейми замешкался.

— Постучим? — спросила я, немного нервничая. Джейми посмотрел на меня с удивлением.

— Это же мой дом, — сказал он и толчком отворил дверь.

Он повел меня по дому, не обращая внимания на немногих удивленно взирающих на нас слуг. Мы прошли через переднюю, потом через маленькую оружейную и наконец попали в, гостиную. Ее украшал большой камин с полированной облицовкой; там и сям тускло поблескивали то серебро, то стекло, отражая лучи послеполуденного солнца. Мне показалось, что в комнате никого нет. Потом я заметила слабое движение в углу возле камина.

Она была гораздо меньше ростом, чем я думала. Я представляла почему-то, что у такого рослого брата и сестра должна быть по меньшей мере с меня, если не выше, но женщина у огня едва достигала пяти футов. Повернувшись к нам спиной, она потянулась за чем-то на полке китайского шкафчика, концы пояса ее платья спускались почти до полу.

Джейми так и замер, увидев ее.

— Дженни, — сказал он.

Женщина обернулась, и я успела увидеть черные как смоль брови и широко распахнутые голубые глаза на белом лице, прежде чем она бросилась к брату.

— Джейми!

Совсем маленькая, она едва не сбила его с ног силой толчка. Его руки обхватили ее плечи, и оба замерли на мгновение, она — уткнувшись лицом ему в рубашку, он — сцепив кисти рук у нее на затылке. На лице у Джейми было выражение неуверенности и одновременно такой сумасшедшей радости, что я почувствовала себя почти незваной гостьей.

Потом она еще теснее прижалась к нему, что-то бормоча по-гэльски, и на лице Джейми прежнее выражение сменилось совершенно другим: он был потрясен. Обеими руками он отстранил ее от себя и посмотрел на нее сверху вниз.

Они были очень похожи: те же чуть раскосые темно-голубые глаза, те же широкие скулы. Тот же тонкий, с узкой спинкой, немного длинноватый нос. Но в отличие от Джейми сестра его была брюнеткой, волны вьющихся черных волос были стянуты на затылке зеленой лентой.

Она была красива: тонкие черты лица, кожа белая, как алебастр. Судя по фигуре, беременна на последнем месяце или около того.

У Джейми побелели губы.

— Дженни, — прошептал он, — о Дженни, сердце мое.

Ее внимание как раз в эту минуту было отвлечено появлением в дверях маленького мальчика, и она оставила брата, не заметив его волнения. Взяла ребенка за руку и ввела в комнату, тихонько подбадривая. Малыш, засунув в рот большой палец, несмело поглядывал на незнакомца из-за материнской юбки.

Она несомненно была его матерью, но, унаследовав от нее копну черных кудрей и прямые плечи, лицом он пошел не в нее.

— А это наш маленький Джейми, — сказала она, с гордостью глядя на сына. — Это твой дядя Джейми, сердце мое, тебя назвали в его честь.

— В мою честь? Ты назвала его в мою честь? — У Джейми был вид кулачного бойца, которому только что въехали под ложечку.

Он пятился от матери и ребенка до тех пор, пока не наткнулся на кресло, и повалился в него так, словно у него подкосились ноги. Повалился и спрятал лицо в ладони.

Сестра сообразила, что произошло неладное. Осторожно потрогала брата за плечо.

— Джейми? Что с тобой, милый? Ты болен?

Он поднял на нее глаза, и я увидела, что они полны слез.

— Разве ты нарочно так сделала, Дженни? Ты считала, что я недостаточно мучился из-за всего этого, хоть оно случилось и по моей вине? Ты назвала отродье Рэндолла моим именем, чтобы упрекать меня всю мою жизнь?

Лицо Дженни, от природы бледное, утратило малейшие оттенки цвета.

— Отродье Рэндолла? — тупо повторила она. — Ты имеешь в виду Джона Рэндолла? Капитана красных мундиров?

— Да, капитана красных мундиров. Кого еще я мог иметь в виду, во имя Господа? Надеюсь, ты его помнишь? — Джейми уже овладел собой, и в голосе у него прозвучала насмешка.

Дженни пристально посмотрела на брата, приподняв одну бровь.

— Ты что, малость не в себе, паренек? — спросила она. — Или по дороге хватил лишку?

— Я не должен был возвращаться, — сказал он. Поднялся и, неловко переступая ногами, хотел пройти мимо нее. Не тут-то было: Дженни встала у него на пути и крепко схватила за руку.