— Просыпайтесь, барышня! Просыпайтесь, пора вставать!
Голос был низкий и добродушно-грубоватый, чем-то напоминающий лай тех собак, которые сторожат овец.
С величайшей неохотой я с трудом приоткрыла один глаз и увидела гору, облаченную в коричневое домотканое полотно. Мистрисс Фиц-Джиббонс! Ее явление тотчас привело меня в полную ясность рассудка, и память ко мне вернулась. Значит, все это реально.
Завернувшись от холода в покрывало, я нерешительно выбралась из постели и поскорее направилась к очагу. Меня ожидала чашка горячей похлебки, которую принесла с собой мистрисс Фиц-Джиббонс; я проглотила похлебку и почувствовала себя так, как, вероятно, чувствует уцелевший после массированной бомбежки. Мистрисс Фиц-Джиббонс тем временем разложила на постели полный набор одежды: длинную светло-желтую сорочку, отороченную узким кружевом, нижнюю юбку из тонкой хлопчатобумажной материи, две верхние юбки коричневого цвета и лимонно-желтый корсаж. Шерстяные чулки в коричневую полоску и пара желтых домашних туфель завершили ансамбль.
Не принимая никаких протестов, дама заставила меня сиять мое не соответствующее обстоятельствам одеяние и наблюдала за тем, как я облачаюсь в принесенное ею. Слегка отступив назад, она полюбовалась делом рук своих.
— Желтый цвет вам идет, милочка, впрочем, я так и думала. Подходит к каштановым волосам и добавляет немножко золота в ваши глаза. Погодите, вам же нужна еще лента.
Сунув руку в обширный, словно сумка, карман, она извлекла из него пучок лент и какие-то украшения.
Слишком ошеломленная, чтобы возражать, я позволила ей причесать меня и стянуть лентой волосы с боков назад. Лента была бледно-желтая; завязывая ее, мистрисс Фиц-Джиббонс кудахтала по поводу того, как неженственно носить волосы до плеч.
— — Господи помилуй, дорогая, как это вас угораздило так коротко остричься? Вам пришлось маскироваться, да? Я слыхала, что некоторые девушки так поступают, чтобы скрыть во время путешествия свой пол и уберечься от проклятых красномундирников. Ничего себе настало времечко, говорю я, если леди не могут чувствовать себя в безопасности на дороге.
Она суетилась вокруг меня, осматривала со всех сторон, то поправляя выбившуюся кудряшку, то одергивая складку. Наконец она осталась удовлетворена моим видом.
— Так, теперь все хорошо. Можете перекусить, и я отведу вас к самому.
— К самому? — сказала я, вполне, однако, равнодушная к тому, какое имя стоит за этим словом. Кто бы ни был этот Сам, он, конечно, будет задавать мне нелегкие вопросы.
— Ну да, к Макензи то есть. К кому же еще?
В самом деле, к кому же еще? Замок Леох, как мне смутно припомнилось, располагался в самой середине земель клана Макензи. Очевидно, что главным таном — вождем клана — является один из членов рода. Я начала понимать, почему наш маленький конный отряд скакал всю ночь, чтобы добраться до замка: это самое безопасное место для тех, кого преследуют солдаты короны. Ни один английский офицер, обладающий хотя бы каплей здравого смысла, не завел бы своих людей столь глубоко во владения клана. Поступить подобным образом значило бы рисковать нарваться на засаду в первой же рощице. А у ворот замка решилось бы появиться только хорошо вооруженное войско. Я пыталась вспомнить, заходила ли когда-нибудь английская армия так далеко, но тут мне пришло в голову, что возможный удел замка — куда менее уместный повод для размышлений, нежели мое непосредственное будущее.
Мне не хотелось ни лепешек, ни овсянки, которые принесла мистрисс Фиц-Джиббонс на завтрак, но я отломила кусочек лепешки и сделала вид, что жую и глотаю, — мне надо было выиграть хоть сколько-нибудь времени для размышлений. Когда мистрисс Фиц-Джиббонс пришла за мной, чтобы вести к Макензи, у меня уже был готов примерный план поведения.
Лэрд принял меня в помещении, расположенном наверху каменной лестницы в один марш. Комната находилась в башне и потому была круглой формы, покатые стены украшены картинами и гобеленами. Другие комнаты в замке показались мне достаточно удобными; но пустоватыми, а эта была битком набита предметами роскоши: заставлена мебелью, украшенной резным орнаментом, и тепло освещена огнем камина и свечей — как бы в противовес дурной погоде за окнами. Во внешних стенах замка были проделаны высокие узкие окна типа бойниц, здесь же окна оказались иные: более современные, длинные, двустворчатые, они хорошо пропускали дневной свет.
Едва я вошла, мое внимание привлекла огромная металлическая клетка, хитроумно сконструированная таким образом, чтобы вписываться в округлую форму комнаты от пола до потолка; клетка полна была множеством маленьких птичек — зябликов, овсянок, синиц и других певуний. Я подошла поближе, и передо мной замелькали пушистые тельца и блестящие глазки-бисеринки, они напоминали драгоценности, рассыпанные по зеленому бархату листьев дуба, вяза и каштана — все эти деревья были заботливо посажены в горшки с мульчированной почвой [9] . Веселый щебет говорливых пташек сопровождался трепетом крылышек и шорохом листьев, когда обитатели клетки перепархивали с одного деревца на другое.
— Хлопотливые маленькие создания, не правда ли? — раздался позади меня глубокий, приятный голос, и я обернулась с застывшей улыбкой.
Колам Макензи сложением и высоким лбом напоминал своего брата Дугала, однако жизненная сила, которая у Дугала производила пугающее впечатление, здесь была смягчена приветливостью, но приветливостью активной, живой. Более смуглый, чем брат, с глазами голубовато-серыми, а не карими, Колам излучал столь же сильную жизненную энергию, настолько сильную, что вы чувствовали себя не слишком уютно, если он приближался к вам чересчур близко. Мне это казалось тем более неудобным, что прекрасно вылепленная голова и длинный торс сочетались с обескураживающе кривыми и короткими ногами. Мужчина, который мог бы иметь рост в шесть футов, едва доставал головой мне до плеча.
Он разглядывал птичек, тактично давая мне время — весьма необходимое! — чтобы овладеть собой и принять соответствующее выражение лица. Он, разумеется, уже привык к реакции людей, встречающихся с ним впервые. Продолжая осматривать комнату, я задала себе вопрос, часто ли Коламу приходится видеть новых людей. То несомненно было убежище, созданный по собственным представлениям мирок человека, для которого внешний мир стал непривлекателен — либо недоступен.
— Приветствую вас, мистрисс, — проговорил он с легким поклоном. — Перед вами Коламбан Кэмпбелл Макензи, хозяин этого замка. Я понял из слов моего брата, что ему привелось… э-э… повстречать вас на некотором расстоянии отсюда.
— Он похитил меня, если хотите знать, — сказала я.
Мне, безусловно, хотелось бы, чтобы разговор носил доброжелательный характер, однако еще больше мне хотелось убраться из замка и попасть туда, где на холме стояли вкруг каменные столбы. Что бы со мной ни произошло, ответ на загадку находился там — если он вообще существовал.